Пленница Дракулы

Латона устроилась на стуле рядом с кроватью Филиппа, развернув у себя на коленях последний выпуск «Neue Freie Presse».

Она пытливо посмотрела на юношу.

— Как ты себя чувствуешь?

— Уже гораздо лучше, — ответил он, хотя его сломанная нога и правое запястье были закрыты толстыми гипсовыми повязками.

Ожоги, покрывавшие левую руку, плечо и часть спины Филиппа, должно быть, тоже причиняли ему боль. Юноша смотрел на Латону с такой радостной улыбкой, что девушка спросила себя, что является причиной этого блаженства — влюбленность или действие морфия, который врачи, вероятно, давали ему в качестве обезболивающего.

Латона окинула взглядом маленькую палату, которую Филиппу не приходилось делить с другими пациентами. Здесь было светло и чисто и немного пахло карболкой. Кровать Филиппа стояла у окна, и когда он приподнимался, то мог видеть двор, по которому из одного крыла больницы в другое спешили молоденькие женщины в халатах медсестер.

— За тобой здесь хорошо ухаживают.

Это было утверждение, а не вопрос, но Филипп кивнул в ответ.

— Да, господин профессор приходит по нескольку раз в день, чтобы справиться о моем здоровье. Он лично оперировал мою ногу и вправлял кость. Я полагаю, все это благодаря бабушке. Профессор говорит, что через пару недель я снова смогу ходить, если не возникнет никаких послеоперационных осложнений.

Латона улыбнулась юноше.

— Это хорошая новость.

Нельзя сказать, что она считала, будто Филипп не заслуживает подобного ухода, но Латона постоянно вспоминала о переполненных после большого пожара больничных палатах, которые она видела, проходя по госпиталю. Несколько медсестер неустанно бегали от одного пострадавшего к другому и все равно не могли оказать всем надлежащую помощь. В общих палатах было шумно и плохо пахло, у кроватей толпились родственники пациентов, приносившие им еду, чистую одежду, лекарства и перевязочные материалы и помогавшие менять повязки. Врачи редко тут появлялись. И все же большим достижением было уже то, что госпиталь смог принять всех пострадавших и обеспечить каждому из них кровать и какой-никакой уход. Впрочем, жертвы пожара, не считая рабочих сцены, были не самыми бедными жителями Вены. Нет, на этот раз трагедия поразила самое сердце буржуазии.

Мысли Латоны потекли в другом направлении. И зачем она только пообещала Филиппу, что останется с ним? Разве у него не было родственников, которые окружали его заботой и всеми силами старались обеспечить ему самое лучшее лечение? Его навещала сестра, и родители тоже приходили, когда у них выдавалась свободная минутка. Даже старый барон Фридрих недавно приезжал в госпиталь в собственной карете. Однако самой деятельной, несмотря на то, что она, похоже, еще не совсем оправилась от недавнего потрясения, была баронесса. Она не могла простить себе того, что подвергла любимого внука такой опасности. Хотя в случившемся, без сомнения, не было ее вины. Разве старая баронесса могла предвидеть такое несчастье?

Нет, она даже подумать об этом не могла, чего нельзя было сказать о некоторых других венцах, как поняла Латона из газетных сводок. Халатность, корыстолюбие и типичная для жителей Вены уверенность в том, что Бог убережет их от всех напастей, стали причинами этой трагедии.

Баронесса горевала, узнав, что во время пожара погибло несколько ее друзей и знакомых. Эту утрату она делила со многими представителями венского общества. Даже возлюбленная кронпринца Мария Вечера потеряла на пожаре своего брата Ладислауса.

Мысли Латоны перенеслись дальше на восток. Ах, чего бы она только ни отдала, лишь бы очутиться сейчас в поезде с Брэмом и профессорами и с замирающим от волнения сердцем мчаться навстречу общей цели! Что она делает здесь, в Вене? Малколм был у себя на родине, в Лондоне, а его друзья, как и Брэм, направлялись в Трансильванию, чтобы освободить ирландскую вампиршу из лап могущественного повелителя. Латоне казалось, что было неправильно бесцельно сидеть в Вене, когда остальные подвергались опасности. Что бы сказал Кармело, если бы увидел ее здесь? Вероятно, он бы с презрением отвернулся от племянницы, решив, что она стала трусливой любительницей легкой жизни.

Но ведь это не так! Она лишь подчинилась решению Брэма, который не захотел взять ее с собой. Латона так долго искала возможности хоть на какое-то время избавиться от его опеки, а теперь, когда она наконец-то добилась этого, ей больше всего хотелось быть рядом с ним, вместо того чтобы сидеть в палате с Филиппом, который в ней не нуждался. Он вообще ни в чем не нуждался!

Вдоволь налюбовавшись Латоной, Филипп прервал ее раздумья.

— Вижу, ты принесла «Neue Freie Presse», — сказал он. — Что пишут о пожаре?