Пленница французского маркиза

Соня ещё услышала голос матери, мол, не слишком ли он жесток к своей сестре. И ответ Николая.

- Только так с нею и нужно себя вести.

Она сама долго расстегивала непослушными пальцами многочисленные крючки на платье - моды ещё позапрошлого года - от волнения забыла позвать к себе Агриппину.

Можно было бы уйти в монастырь, раз уж так упорно говорят о нем её родные, но монашество пугало Соню ещё больше предполагаемого жестокого мужа.

"А ты надеялась, голубушка, что всю жизнь тебе дадут прожить, как хочется? - вдруг озлился внутренний голос. - Скажи спасибо, что до двадцати пяти лет по-настоящему не тревожили. Другие вон в шестнадцать лет будто на каторгу попадают. За все нужно платить..."

Она опять лежала и смотрела в потолок, герои битвы на котором с началом сумерек словно зажили какой-то другой жизнью. Дмитрий Донской смотрел на неё снисходительно, а татарский мурза сочувственно. Словно хотел сказать: "А ты возьми, да и сбеги. Хотя бы к той же Луизе". Правда, она тоже ищет ей жениха, но бывшая гувернантка хоть не станет стращать её монастырем...

Сбеги! Можно было бы сбежать, да где взять денег? Их у Сони отродясь не бывало, если не иметь в виду карманных денег, - все, что нужно, ей обычно покупала мать.

Кстати, раз брат ставит её в такие жесткие рамки, не пора ли Соне самой позаботиться о себе? Например, отложить один из слитков, да и спрятать его подальше, пока Николушка не пересчитал дедово наследство. Тогда не возьмешь.

Она заснула, и во сне ей снилась всякая ерунда, и она время от времени просыпалась. Но сны не становились лучше. Соня все время оказывалась то в тесной комнате, то, как в нынешнем, сидела в каком-то прозрачном стеклянном цилиндре.

Судя по всему, стоял этот цилиндр на какой-то площади и вокруг него толпились зеваки. Они открывали рты, что-то ей кричали, но Соня ничего не слышала.

Тогда они стали тыкать в стеклянные стенки чем придется. Женщины зонтиками, мужчины - тростями. Это звучало, как: дзынь! дзынь!

Дзынь! Соня проснулась, но звуки не исчезли. Она прислушалась: кто-то бросал мелкие камешки в её оконное стекло.

Она подошла к окну и прижалась к нему лбом. Внизу - окна дома Астаховы располагались высоко от земли - стояла закутанная в плащ мужская фигура и делала ей какие-то знаки. По тому, как вдруг понеслось вскачь её сердце, Соня поняла, что это Разумовский. И поспешила открыть окно.

- Descerdez, je besoin de vous parlez23, - сказал он по-французски громким шепотом.

Соня согласно кивнула, опять прикрыла окно и стала лихорадочно одеваться, недоумевая про себя, отчего это Леонид не говорил с нею по-русски?

Мимо комнаты брата она кралась на цыпочках, и когда однажды ей показалось, что он перестал храпеть, Соня остановилась и замерла с поднятой ногой, словно он за дверью мог услышать, как она опускает её на пол.

Но вот храп возобновился, и Соня мышкой юркнула мимо спальни брата, нащупала на вешалке пальто и принялась отодвигать замки и запоры, в употреблении которых княгиня и её горничная были единодушны: чем больше, тем лучше!

Казалось, замки эти гремели и стучали не только на весь дом, на весь Петербург, пока Соня открывала дверь. И когда наконец её открыла, Разумовский уже стоял у крыльца и протягивал ей навстречу руки.

Соня замешкалась на ступеньках. После разговора с матерью и братом она, казалось, ещё больше отдалилась от той памятной ночи, которая бросила их в объятия друг друга. Леонид же, словно не было между ними разлуки, предлагал ей начать с того, на чем они в прошлый раз остановились.

- Вы хотели мне что-то сообщить? - сухо спросила Соня, так и оставаясь на верхней ступеньке лестницы, хотя он взял её за локоть, предлагая сойти вниз.

Глаза Разумовского странно блеснули в свете появившейся из-за туч луны.

- Вы мне не рады? - спросил он и опять протянул к ней руки, как будто давал ей возможность опровергнуть собственное настроение.

- А чему я должна радоваться? - буркнула Соня, делая шаг вниз. Маменька сказала, через неделю ваша свадьба. Вы имеете в виду эту радость?

- Свадьбы не будет, - сказал Разумовский, - я пришел это вам сказать. Вы и теперь не рады? Значит, я ошибся? Мне показалось, что между нами... появилось определенное чувство... не можете же вы сказать, что целуете всякого мужчину, который приходит к вам в дом?

- Вы хотите меня оскорбить? - теперь от Сони и вовсе веяло холодом.

Наверное, от возмущения - подумать только, он посмел прийти к их дому среди ночи и разбудить ее! чтобы в таком недопустимом тоне разговаривать! она шагнула вниз не на ступеньку, а сразу на две, покачнулась и в тот же миг очутилась в его объятиях.

- Любимая! - шепнул он ей прямо в ухо, отчего кожа Сони покрылась мурашками. - Все это время я не находил себе места при одной только мысли, что рядом со мной по жизни пойдете не вы, а какая-то другая женщина. Я готов отдать все, что имею, лишь бы вы позволили мне прийти к вашей матушке - или к брату? - просить вашей руки.