Ещё недавно моя свобода казалась свершившимся фактом, надёжным, как самая крепкая сталь. Пока не приехал он…
— Мой отец выжил из ума на старости лет и не понимал, что творит. Я отменяю его решение. Ты по-прежнему принадлежишь этому замку и его владельцу, то есть — мне.
— Что за чушь?! — взвизгиваю я, чувствуя резко нарастающую панику. — Так нельзя! Это невозможно! Нет!
Сама не замечаю, как в отчаянной попытке высвободиться из его стального захвата, начинаю со всей дури молотить его твёрдую грудь сжатым кулачком.
— Пусти меня! Пусти немедленно! Так нечестно!
Но где мне, слабой девочке, поколебать генерала драконов? Стоит неподвижно, будто высечен из камня. Впрочем, так оно наверняка и есть.
Борюсь из последних сил, пытаясь вырваться. Я вспотела. Лицо красное. Волосы растрепались. А ему хоть бы что!
— Эй, полегче! Совсем здесь одичала? — ухмыляется этот гад, продолжая меня удерживать. — Придётся посадить тебя на цепь, ха-ха!
Эта низкая шуточка становится последней каплей для меня, всю жизнь росшую в несвободе. С рёвом раненого зверя бросаюсь на него. Вцепляюсь ногтями в его лицо. Я хочу сделать ему больно! Больно, больно! Стереть с его лица эти мерзкие превосходство и снобизм! Совсем как в детстве. Ничего не изменилось.
— Ах, ты, дрянь! — шипит он, вытирая кровь со щеки. — Ну, всё!
Рывком разворачивает меня к себе, а в следующий миг раздаётся щелчок. Один, следом за ним второй.
И я обмякаю. Из лёгких выбит весь воздух.
Смотрю поражённо на уродливые металлические браслеты, вновь сковавшие мои запястья, затем на ухмыляющегося Райгона, явно довольного собой!
Драконий Бог, как же я его ненавижу. Нет, не так. Как я его НЕНАВИЖУ!
— Склони голову, Аурэлия, — повторяет приказ глухим голосом.
— Никогда!
— Что ж, посмотрим, как ты заговоришь после ночи в камере. Надеюсь, она научит тебя послушанию и смирению.
— Что? — хлопаю глазами, уверенная, что мне послышалось.
— То! — передразнивает он, затем грубо хватает меня за руку и выволакивает из ритуального зала.
Тащит вниз по ступеням. Я подчиняюсь, иначе рискую свалиться вниз и переломать ноги.
— Господин генерал! Госпожа Аурэлия! — вытягивается по струнке знакомый стражник, недоумённо хлопая на меня глазами.
Райгон игнорирует его. Проходит вперёд, мимо грязных пустых камер с кучами наваленной в углу соломы.
Отвратительно воняет сыростью и мочой. Мне чудится шевеление по углам, наверняка там полчища крыс, которых я боюсь до трясучки.
Не показывать, как мне страшно. Не выдавать себя. Не доставлять ему такого удовольствия.
Я словно отключаюсь от происходящего. Вздрагиваю от лязганья решётки. Затем меня грубо вталкивают внутрь камеры. Приплыли.
Слышу скрип железа и характерный щелчок: это Райгон захлопывает решётку.
Подскакиваю к ней, обхватываю холодные гладкие прутья голыми руками.
— Ты не смеешь! Не смеешь так поступать со мной!
— Посиди-ка здесь, — усмехается он, небрежно облокачиваясь на решётку с внешней стороны. — Пока будешь думать над своим поведением, наглая человечка.
Его счастье, что между нами решётка, иначе бы я… Довольно прищуриваюсь, замечая кровавые следы от своих ногтей у него на щеке.
— У вас всё лицо в крови, господин генерал, — шепчу сладким медовым голосом, хлопая глазками, в которые напустила туману. Дракон замирает. Хмурится, наблюдая за мной. — Кто это вас так отделал? Неужто, какая-то девчонка? Ай-яй-яй! Теряете хватку!
Со смехом отпрыгиваю от решётки, по которой ударяют кулаком, но уже в следующий миг осекаюсь под тяжёлым взглядом дракона. В нём чёрная тьма и лютая ненависть, от которых я давно отвыкла.
Отступаю на несколько шагов назад, вглубь камеры, дрожа от страха и радуясь, что нас разделяет спасительная решётка. Молю Драконьего бога, чтобы Райгону не взбрело в голову открыть её и войти в камеру.
От его пробирающего до косточек взгляда и жутких слов мороз по коже:
— Наконец-то я дождался этого, Аурэлия! Час расплаты настал, — рычит он обманчиво мягко, а сам будто режет мне кожу на лоскутки своим жутким взглядом. — Ты выйдешь отсюда моей послушной рабыней, готовой сапоги лизать по первому же требованию! Или не выйдешь вовсе.
— Катись в гаргулью задницу! — заставляю себя быть храброй, но голос дрожит. — Никогда! Никогда я не буду твоей… рабыней!
Его глаза вспыхивают. Лицо дёргается, затем он выплёвывает, презрительно морщась:
— Тогда чувствуй себя как дома, принцесса!
Замираю. Это обращение в устах врага звучит как издёвка. Так меня в шутку и ласково называл старый лорд — моя принцесса, чем дико бесил своего законного сына и наследника.
И вот сейчас у Райгона звёздный час, чтобы отыграться на мне:
— Понимаю, — вещает он театрально, изображая сожаление, — что эта куча соломы в углу мало похожа на твою мягкую постель, но другой у тебя больше не будет! Я всегда говорил отцу, что он зря тебя баловал. Теперь справедливость восторжествовала, ты там, где и должна быть!
— Что б тебя гаргульи драли, Райгон, — шепчу устало и отхожу вглубь камеры.
Устало сажусь на кучу соломы.
Наша стычка меня измотала. Я просто хочу, чтобы он поскорее убрался.