Пленница кукольного дома

— Любовниками? Мы? — Дядя Толя оглушительно расхохотался. — Ну ты даешь! С чего ты взяла, что мы были любовниками? Дичь какая-то! Хотя, пожалуй, ты не так и не права! Нет, любовниками в физическом плане мы никогда не были, насчет своего происхождения можешь быть совершенно уверена. Но в духовном… не знаю, как тебе объяснить, нас с твоей мамой сближало то, что меня так заинтересовало в тебе — любовь к смерти, интерес к смерти. Да-да, не удивляйся, меня тоже всегда живо интересовала смерть. Видишь ли, это вообще чрезвычайно любопытный аспект. Все смерти боятся и все ее жаждут.

— Я совершенно не жажду!

— Да ты-то больше других, гораздо больше других ее жаждешь, только… только сама того еще не знаешь. Вот твой брат, например, совсем другое дело, у него жажда сведена к минимуму, страх преобладает. Несмотря на…

— На несчастные случаи?

— Ты же меня прекрасно понимаешь, зачем уточнять? — Дядя Толя слегка рассердился, но тут же улыбнулся мне — ему не хотелось терять налаженный со мной контакт. — Не будь такой колючей, Диночка. Так вот, — он придвинул ко мне свою табуретку, — одни люди жаждут смерти для себя, другие не для себя, разница по большому счету не имеет значения. А теперь я скажу одну вещь, которая тоже является тайной: мы с твоим отцом нашли способ преодолевать страх перед смертью.

— За-чем? — удивленно протянула я, мне было совершенно не понятно, к чему он клонит. Вообще весь наш разговор был странным.

— Зачем?! В том-то все и дело! Как раз тут у нас с ним пока существенные разногласия, но… Неважно! Послушай меня, Дина, бывают ситуации в жизни людей, когда смерть видится им единственным выходом, но мешает страх смерти. Для кого-то это хорошо — ситуация на самом деле только казалась безвыходной, на самом же деле все было вполне поправимо, человек хотел кончить жизнь самоубийством, в последний момент испугался, а потом понял, что убивать-то себя и не стоило. А для кого-то плохо — смерть действительно является избавлением, но человек боится и потому продолжает жить и мучиться.

— Мама на самом деле хотела умереть и нисколько смерти не боялась, ее папа каждый раз спасал.

— Потому и спасал, что боялась, поверь мне.

— Ну… не знаю. Вообще-то, она тоже так говорила.

— Вот видишь! — Дядя Толя обрадованно закивал головой. — Все боятся, все без исключения. Но мы с твоим отцом… Да что там, не буду преувеличивать свои заслуги! Не мы, а он, твой отец, нашел способ избавлять людей от страха смерти.

— Как?

— Этого я тебе пока сказать не могу. Но… Я могу показать тебе результат. Сейчас я поставлю одну запись, и ты многое поймешь. Ты услышишь исповедь одного человека накануне самоубийства. Обрати внимание, как спокойно он обо всем рассказывает — он совсем не боится предстоящей смерти…

Дядя Толя щелкнул кнопкой, магнитофон тихо загудел, и я услышала голос… голос, в котором не осталось ничего живого, — мертвый голос, лишенный каких-либо интонаций. Да, человеку, которому он принадлежал, не было страшно, ему было никак. Страшно стало мне. Голос вошел в меня, стал моим, вытеснив мой, живой голос. И человек тот вошел в меня, стал мною — или я стала им? — вытеснив меня, живую.

Так уже было, так уже было! Когда мы разговаривали с мамой на скамейке больничного парка — я трижды кончала жизнь самоубийством, меня спасали, но оставались шрамы на моих запястьях, оставалась желудочная боль. Так уже было, было! Когда умерла мама — это я выпила таблетки, заснула и не проснулась, это я нашла ее на кровати мертвой в конце ночной смены, это я, а вовсе не Димка, отвезла ей эти таблетки. Так уже было, было!

И вот теперь снова — так же. Он, мертвый человек, — я, мертвая. Но живая, живая, не утратившая способность чувствовать, бояться и страдать! И потому я ненавижу ее, ту женщину, его (свою) бывшую жену, которая его (меня) так подло бросила. Он просто констатирует факты, а я ненавижу и мучаюсь.

Я должна умереть… Нет, не так, умереть должен я. Надеть черный костюм — он надевался только один раз, на свадьбу, пять лет назад — и умереть. И еще надеть белую рубашку и галстук — его подарила на прошлый Новый год моя жена, Женя, Женечка, развратная сука. Зачем она мне его подарила, я не ношу костюмов! К чему тогда галстук? — и умереть. Смерть для меня — не только избавление, но и акт мести. И потом я теперь просто обязан умереть. Потому что и так мертвый, потому что любовь моя умерла. Почему она допускает мою смерть? Потому что ушла, потому что любимая, хоть и дрянь.