Пленница любви

Она больше не смущалась, выслушивая комплименты; теперь от них у нее просто становилось теплей на душе, ведь ей долго приходилось обходиться без ласковых слов.

— Боюсь, — продолжал Питер Лансдаун, — что если вы будете так же выглядеть на открытии Великой Выставки, то затмите всех присутствующих и сама королева позавидует вам.

— Надеюсь, что нет, — ответила Сорильда. — Я восхищаюсь нашей королевой и так рада, что Хрустальный дворец уже почти закончен и не рушится! Питер Лансдаун рассмеялся.

— Несмотря на все мрачные предсказания! Уверяю вас, принц Альберт чрезвычайно благодарен каждому, кто, подобно Шолто, поддерживал его при всех обстоятельствах, а ведь чаще всего они оказывались весьма неприятными.

Сорильда читала газеты и знала, что за последние недели возражения против строительства дворца не прекратились, а скорее, усилились. Тот факт, что Великая Выставка проводила в жизнь принцип свободной торговли17, приводил в ярость протекционистов, «модников»и «охотников на лис» из центральных графств Англии, возглавляемых полковником Сибторпом, призывавшим небеса покарать сей новый Вавилон.

Иностранных участников Выставки называли разносчиками чумы, подстрекателями волнений и источником преступлений.

Сорильда слышала, как за обедом, посчитав, что граф не слушает, кто-то сказал, что Англия готова «приютить на своей груди ядовитых змей».

Знала она и о том, что британский посол в России сообщил премьер-министру, что царь отказал русским дворянам в заграничных паспортах из опасения «заразиться»в Лондоне.

Она читала, что ни одна коронованная особа Европы не решилась появиться под стеклянной крышей дворца — поехать в Лондон для них было все равно, что отправиться в вечность!

Питер Лансдаун поглядел на часы и сказал:

— Шолто опаздывает, и я знаю почему.

— Почему? — спросила Сорильда, понимая, что он ждет от нее этого вопроса.

— Сегодня утром лорд Джон Рассел, — начал он, — заявил, что возражает против намеченного салюта из пушек, размещенных к северу от Серпантина18, ибо считает, что от этого разобьется стеклянный купол.

— Не может быть! — воскликнула Сорильда.

— Он хочет, чтобы пушки стояли не ближе Сент-Джеймского парка, — продолжал Питер Лансдаун, — но Шолто утверждает, что это чепуха, и я с ним согласен. В этот момент дверь отворилась, и вошел граф.

— Доброе утро, Сорильда, — произнес он, направляясь к ним. — Я все уладил, Питер.

— Как это тебе удалось? — спросил Питер Лансдаун.

— Я сказал лорду Джону, что как бы громко ни стреляли пушки, стекло не разобьется, а любое треснувшее стекло я заменю за собственный счет. Сорильда невольно воскликнула:

— Но если разрушится весь купол, это обойдется вам в целое состояние!

— Мне не придется платить ни пенни! — твердо сказал граф.

Впервые с тех пор, как после свадьбы они уехали из замка, она сидела за ленчем вместе с графом, впервые за столом не было многочисленных гостей, и у Сорильды было прекрасное настроение. Она увлеченно слушала, как граф и Питер Лансдаун перебрасываются шутками и спорят по поводу Хрустального дворца, хотя и продолжала говорить себе, что ее муж достоин презрения.

К тому же Сорильда ничуть не сомневалась, что при всей своей занятости он по-прежнему находит время для своих возлюбленных!

Когда ленч закончился и граф с Питером Лансдауном заторопились в Гайд-Парк, ей стало грустно и захотелось поехать вместе с ними.

Она жаждала увидеть эту поразительную выставку, которая вызывала столько противоречивых мнений и которой газеты, несмотря на отрицательное отношение, были вынуждены посвящать страницу за страницей, описывая, что происходит в этом уголке Гайд-Парка.

Невзирая на мрачные предсказания, что дворец никогда не будет закончен, Сорильда была убеждена: нельзя не восхищаться одними только усилиями построить здание площадью в восемнадцать акров19 и заключить в стекло пространство объемом в тридцать три миллиона кубических футов20.

«До чего же хочется, чтобы они взяли меня с собой», — печально подумала она, поднимаясь в свою спальню. Но, надевая одну из новых очаровательных шляпок, она вспомнила, что ей еще столько нужно купить! Карета и миссис Досон уже ожидали ее, и это само по себе было необычайно приятно.

На следующий день, 30 апреля, они вновь давали званый обед с большим количеством приглашенных. Граф приветствовал гостей в чрезвычайно приподнятом настроении и сообщал им, что только что опубликованы девятнадцать строф «Майской оды» Теккерея. «И что там говорится?»— спрашивал каждый. Граф громко декламировал четыре первых строки:

Еще вчера чернела здесь земля нагая

И громко щеголи глумились,

По Роттен-Роу проезжая,

А нынче вот, гляди — свершилось!

— Дворец действительно готов? — поинтересовалась Сорильда.

— Совершенно готов, — подтвердил граф. — Завтра вы сами убедитесь, что принц был совершенно прав, задумав построить дворец из стекла. Когда поздно ночью отбыли последние гости, граф спросил:

— Ну как, ждете завтрашнего дня?