Страж со мной не поехал, решив, видимо, что по прямой дороге, с двух сторон окружённой озером, со мной едва ли что-то случится.
В целом, я всегда считала себя довольно тихим и даже покорным человеком. В сомнительные разбирательства не влезала, в спорах не участвовала, вела неспешный, не привлекающий внимания образ жизни. Никогда ничего не делала назло.
Сейчас едва сдерживалась.
У меня сжимались зубы и дрожали стиснутые до боли от вонзающихся в кожу ногтей кулаки. Ноги кололо от желания, практически потребности выпрыгнуть из брички и сигануть в воду. Просто потому, что все здесь были уверены: я этого не сделаю.
Желание совершать глупости исчезло само собой, когда обманчиво ровная водная поверхность вдруг забурлила в том месте, мимо которого мы как раз проезжали.
Сначала слегка и лишь слева, затем пузырей стало в разы больше по обе стороны от дороги. Озеро зашумело, запенилось!
Встревожено заржала вставшая на месте лошадь, явственно испугался закрутивший головой возница!
– Вы не волнуйтесь, ваше величество, – с трудом и дрожью в голосе выговорил он. – Ну, пошла! Пошла же!
Но мне страшно не было. Наоборот, внутри меня лишь возросла злость.
– И не надейся, – бросила тихое и яростное озеру и его хозяину, который явно желал пообедать человечинкой, оттого вода и шумела.
Озёрный монстр если меня и услышал, то надежд не оставил, и провожал нас шумом и плеском до самых вторых ворот.
Стража там тоже нервничала.
Но, как выяснилось, вовсе не из-за хозяина озера.
– Ваше величество, – останавливая лошадь, начал мужчина с рыжими усами и небольшими голубыми глазами, – вы бы успокоились…
– Простите? – замечание было мне абсолютно непонятно. – Я и так не нервничаю.
– Вы злитесь, – вступил в разговор другой мужчина, более суровый на вид, выше и крепче своего рыжего товарища, с чёрными глазами и бледной кожей, – от вас озеро кипит.
Сказать, что я удивилась – не сказать ничего.
– Простите? – повторила, удивлённо округлив глаза.
Подобное случалось со мной впервые. Не злость, а всплеск… магии.
Если во мне и имелась магия Созерцающей, то до этого она проявлялась лишь в ухудшении моего здоровья в местах наибольшей магической концентрации, как было в Институте Магии. И Тень Альмода была мне более чем видима.
На этом всё. Никакого проявления магии, никаких внутренних изменений, благодаря которым я могла хотя бы задуматься о своём даре.
То, что происходило сейчас, пугало.
Сказанное стражами пугало.
Я сама вдруг начала себя пугать…
Неожиданно в голову пришла абсолютно внезапная мысль:
– Агв… Его величество сказал, что на замке магический заслон, – я плохо помнила, как точно это называлось, но очень понадеялась, что мужчины поймут, о чём я говорю. – Как же здесь можно колдовать?
Ответом мне было напряжённое молчание. Обрушившаяся тишина оглушила бы, не продолжай бушевать вода в озере.
Так и не дождавшись хоть каких-то слов, я раздражённо откинулась на спинку сиденья и велела:
– Едем в замок.
После чего задышала глубоко и медленно, силясь успокоиться.
Выходило откровенно плохо. Слишком много факторов вызывали обоснованную злость. Например, беспомощность, которую я ощущала как никогда сильно. Неизвестность. Неизбежность…
О чём можно было утверждать с уверенностью?
Первое. Я ни черта не понимаю. Вообще ничего. А если что понимаю и пытаюсь анализировать, то в конечном итоге оказывается, что и этого я тоже не понимаю.
Потрясающий вывод. Но теперь серьёзно.
Альмод, старший сын королевы и наследник короны, с рождения имел слабый магический дар. Его мать, не желая видеть слабого мага на престоле, обратилась за помощью к учёным, которые Институт основать основали, но вот нормально приказ королевы выполнить не смогли. Причём провальных попыток у них было целых три, каждая из которых ситуацию лишь усугубляла. На данный момент мы имеем сильного мага с неизвестным количеством подселённых к нему сущностей, которые, нужно полагать, и дали магическое усиление, и абсолютным отсутствием самоконтроля. Не зря его так сильно боятся, что даже в столицу не пускают.
После нападения брата Альмод выжил. О чём это говорит? Я достаточно долго знаю Агвида, чтобы с уверенностью сказать: если он решился на столь серьёзный и отчаянный шаг, как убийство брата, то не остановился бы, не убедившись на сто процентов в том, что дело сделано. Это не Агвид ошибся, а Альмод оказался чрезмерно живучим. Что это даёт? Что это даёт лично мне? Ещё одну проблему, если в конечном итоге Альмод Хэлми окажется врагом.
Теперь Агвид.
Я практически уверена: младший сын бывшей королевы находился сразу под двумя видами чар. Первые лишали его воли, заставляя подчиняться приказам Института – я это сегодня собственными глазами видела. Вторые оказывали куда более пугающее воздействие – болезненную, нездоровую страсть даже не к Аллисан Шерман, а к её внешности. Потому что иначе риян Йорген не испытывал бы тех же чувств по отношению ко мне.
Подчиняющую магию я разрушила лично, вернув ему его самого. Но что насчёт страсти? Пропало ли его влечение? Или стало сильнее? Что с этим делать лично мне?
Наконец, я сама.