Габриэля разместил тут же, на террасе, – уложил на кресло-мешок, дал деревянную ложку, и мальчик весело размахивал ею, попадая то по себе, то по кастрюльке, которую Джако положил рядом. Когда малышу удавалось извлечь громкий звук, он с удвоенным энтузиазмом начинал размахивать ложкой.
Джако перевел дух и окинул глазами террасу – стол готов, сын веселится в кресле, Лия придет с минуты на минуту. Ему определенно нравится такая жизнь. Оказалось, это именно то, чего он хотел и к чему неосознанно стремился. Жена, дети, много детей… Он может дать им то, чего сам был лишен: безопасность, счастье и любовь. Это вполне реальное будущее.
Как только он покончит с Гаралиньо, он начнет новую жизнь. Сейчас он, как никогда, был близок к своей цели, он мог дотянуться до нее руками, ощутить вкус победы. Осталось провести последние переговоры, и весь этот кошмар закончится. Он, Франческа и Лия смогут вдохнуть полной грудью и наконец выйти из тени.
Несмотря на то что он ультимативно заявил Лии, что она и сын будут жить с ним, хотят они этого или нет, в душе он мечтал, чтобы она искренне хотела того же, без принуждения. А брак и дети? Он хотел свадьбу и детей только с Лией Макдональд и ни с кем другим.
Лия будто почувствовала, что он думает о ней, и вышла на террасу – щеки порозовели от горячего душа, волосы мокрые и немного растрепанные.
– Ого, – выдохнула она, не в состоянии сдержать удивления, и тут же подошла к сыну. – Как мило! И никаких горелых стейков, – улыбнулась она, протягивая Габриэлю ложку, которую тот уже успел бросить на пол.
– Поменьше сарказма, побольше нежности, – отозвался Джако и отодвинул стул, приглашая ее сесть.
Как только Лия уселась, он придвинул к ней тарелку с выпечкой.
– Заметь, это булочки из замороженного теста, свежеиспеченные в духовке.
– М-м-м… – протянула Лия, пробуя бриошь. – Восхитительно!
– А что вы едите на завтрак в Шотландии? Хаггис?[2]
– спросил Джако, наливая ей апельсиновый сок.– Осторожно, стереотипы! – нахмурилась Лия, но тут же улыбнулась. – Хаггис не едят утром, только вечером, как правило, двадцать пятого января. – Она намазала булочку маслом и откусила. – На завтрак обычно готовят овсяную кашу или пудинг с сухофруктами.
– Я бы с удовольствием отведал шотландского завтрака. – С этими словами он внимательно посмотрел на нее. Если он хочет жениться на ней, нужно сначала разведать обстановку, закинуть удочку.
– Правда? – удивилась Лия.
– Да, – отозвался Джако. – Я бы с радостью отправился в Шотландию, познакомился с твоим отцом. Когда все это закончится, мы обязательно съездим туда.
– И когда же все закончится, Джако? – серьезно спросила Лия и с силой опустила стакан на стеклянную столешницу. – Когда ты расскажешь мне, что происходит? Вернешь телефон? Позволишь нам с Габриэлем уехать с этого острова?
– Очень скоро, я обещаю, – отозвался он и взял ее за руку. – Это ради вашей безопасности.
– Ты это уже говорил. – Лия высвободила руку, с волнением заправила выбившуюся прядь за ухо. – Но я не понимаю, почему ты не можешь сказать правду? Я имею право знать, что происходит.
Джако замолчал. Его одолевали сомнения. Лия достойна правды, и теперь он понимал это. До прошлой ночи он злился на нее, потому что она скрывала от него сына, но теперь он понимал, что у нее были причины так поступать. Конечно, они оба были не правы, но Лия в своем стиле «сначала делаю, потом думаю», не разобравшись, решила уйти из его жизни, не дожидаясь объяснений. Она была импульсивная, но и страстная. Джако не мог ненавидеть ее за это, наоборот.
– Конфиденциальность – самое важное в этом деле. По своему опыту знаю: чем меньше людей знает, тем меньше шанс провалиться.
Джако, как никто, понимал это. Будучи наивным и легковерным мальчиком одиннадцати лет, ему пришлось довериться Гаралиньо, хуже того – ему пришлось полюбить их. Поначалу он был воодушевлен, что большая влиятельная семья решила усыновить его и Франческо. Глава семьи, Луиджи Гаралиньо, был невероятно обаятелен и понравился мальчикам. Джако старался всячески угождать членам новой семьи, выполнял поручения в надежде, что их с братом полюбят и примут, подарят им тепло и уют, которых так не хватало с тех пор, как умерли родители.
Вскоре он понял, что от этих людей любви ждать не приходится. Годы шли, а семья Гаралиньо все больше прогнивала изнутри. Его били за каждый мельчайший проступок, демонстративно размазывали грязь по лобовому стеклу лимузина, который он только что помыл, оставляли без еды, если он дерзил или заступался за брата – сажали в чулан и снова били, прежде чем выпустить.
Однако это было ничто по сравнению с теми издевательствами, которые пришлось пережить Франческо. Физические наказания не могли сравниться с той болью, которую Джако испытывал, видя, как его маленький брат в испачканной одежде сидит, забившись в угол, дрожит и не может вымолвить ни слова.