Каждый раз, когда Адиллатисс задерживался где-то ночами, когда отправлялся на пир, выезжал на охоту, по несколько дней не возвращаясь во дворец, я грызла своё израненное сердце, воспроизведя перед глазами кадры его утех с другими. С наложницами, которые так же приятны ему, как и я прошлой ночью, а может, и желаннее. Меня истощали бесчисленные видения его повторяющегося удовольствия с девицами, с которыми василиск с легкостью забывает обо мне. С теми, одна из которых, возможно, уже завтра займет мое место. И не только в постели повелителя, но и в его мыслях. Там, где я хочу быть даже сильнее, чем на этом потасканном ложе!
- Этого не было! – яростно бьет он кулаком об стену у самого моего лица.
Я вздрагиваю от неожиданности. Но не от страха. Я больше не боюсь его. Хотя нет. Я никогда по-настоящему не боялась. Иначе не было бы всего того невысказанное, что мы прожили с ним вместе. Не было бы тех жарких чувств и безрассудной привязанности, которые мы оба бурно отрицаем и обессиленно признаем из ночи в ночь.
- Откуда тебе знать, что не было? – вытягиваю я его на эмоции. Заставляю говорить со мной, потому что помню, стоит мне замолчать и обмякнуть, поддавшись мощи этих сильных рук, и разговоров уже не будет. Мне и слова не позволят вымолвить, обжигая губы сладкой отравой вожделения. – Никто ведь не отважится рассказать повелителю, как проводит время его сладострастная девочка, когда он уходит к другим.
Говорю и сама в тот же миг понимаю, что промахнулась! Я выдала свои истинные чувства всего лишь одним необдуманным словосочетанием. Открыла василиску, что сама сгораю от ревности бессонными ночами. Показала себя слабой и задетой его отношением.
Игра в сердцеедку, знающую себе цену окончена. Я снова потерпела поражение в схватке с моим сластолюбивым кошмаром.
Нутро не изменить. Как бы я не силилась выглядеть уверенной искусительницей, играюче провоцирующей своего мужчину, я всё равно остаюсь той, кто я есть. Маленькой, обиженной девчонкой, вынужденной подстраиваться под роль, которую ей выдали.
Понимающая ухмылка разрастается на заострившемся от напряжения лице Адиллатисса. Я же подавленно хватаю воздух, отрывистыми вдохами заглушая досаду. Паршивое состояние!
- Мм, моя малыш-шшка, ревнует? – догадливо приговаривает василиск, водя губами по воздуху у моего приоткрытого ротика. Его гнев спадает, уступая место превосходству. И это бесит меня! - Ревнуешь?
- Не так знатно, как ты! – бросаю в самодовольное лицо, которое меня сейчас тянет не то обцеловать, не то покусать.
- Я? – хмыкает он, едва ли не полностью вернув себе самообладание. – Шшс-сс, - дразняще высовывается раздвоенный кончик его влажного языка. - К кому? К твоим выдумкам, маленькая лгунья?
- К твоим, скорее! – задетая собственной мягкотелостью заявляю я. – Это ты придумываешь обо мне небылицы! Про тунов, которых я в глаза не видела, - позволяю себе повысить голос, потому что меня уже трясет от негодования и горечи. - Про отравление, о котором я понятия не имела! Амтомаса, который… который меня… - застревают слова в горле, пропитавшись поруганными слезами. - Он же меня... А ты!.. - выдавливаю из горла лишь хрип отчаяния.
Адиллатисс повторно меняется в лице. Оно бледнеет и вытягивается, приобретая холодные черты второй сущности.
- Он обидел тебя? – спрашивает василиск то, чем давно должен был бы озадачиться. – Заставил?
Какой запоздалый вопрос! Я смотрю на хмурого мужчину, только сейчас задумавшегося, а не надругались ли над его женщиной?
И мне... смешно!
Это же просто СМЕШНО!
Я извелась, будучи не в права заговорить об этом. Мне рта раскрыть не давали! Он сам же и приказал мне молчать о том, что было. Так что я и попросить о заступничестве уже не мечтала!
Возможно, мне бы стало легче, позволь Адиллатисс хотя бы поделиться. Выплакаться... Хотя о чём это я?! Кому? Кому бы я рассказала тут??
А теперь он обеспокоен?!
- Ха! Ахаха! – вырывается из меня истеричный смех. А вслед за ним выплёскиваются слёзы. Боли. унижений. Абсурда.
Абсурд. Какой абсурд!
- Лиза… - шепчет Адиллатисс, опешив от моей реакции. – Лис-са! – трясет, вцепившись в плечи.
Но его Лисса невменяема сейчас. Она хохочет, упиваясь соленой жидкостью своих невыстраданных печалей.
- Перестань, Лиссса, - шипит Адиллатисс, отстранившись. – Лисса, маленькая, - прижимает меня к себе через секунду. – Девочка, что же ты молчала?
- Молчала?? – подрагиваю от смеха. – А разве мне можно говорить? Я же бесправная рабыня. Вещь, что обязана безмолвно подчиняться!
- Хватит, - гладит он мои волосы. Но мне всего этого уже не нужно. Я хочу колоть. Колоть и колоть в отместку!
- Так тебе и вправду вдруг стало интересно, что он сделал? – переспрашиваю, поймав себя на том, что я наслаждаюсь встревоженностью Адиллатисса. - Хочешь, чтоб рассказала , что со мной сотворили?
- Что?! – уже не шепелявит, а рычит василиск почище раненого зверь.
- А я не знаю, - запрокинув голову, смотрю в его глаза с вытянувшимися зрачками посреди мерцающего янтаря. – Представляешь? – проходят по моим губам последние спазмы судорожного смеха. – Амтомас мне так и не сказал…