Лидер государства тогда устоял от соблазна, тем более что у «силового варианта решения вопроса власти» было немало противников внутри страны. Сказалось также давление, оказанное на него западными правительствами. В эти самые дни, в марте, его команда окончательно раскололась на две враждующие группировки. Они никак не хотели сотрудничать между собой и даже во время предвыборной кампании проводили свои заседания раздельно, на разных этажах «Президент-отеля». Эти распри могли их всех погубить. Пришлось сделать выбор. Он уступил настойчивым требованиям Рыжего и отправил преданных, но недалеких и весьма нерасторопных слуг в отставку. А что оставалось делать? Другого выхода тогда у него не было.
— Что делать? — невольно повторил одну из своих мыслей президент.
Буртин внимательно посмотрел на него, затем как бы невзначай поинтересовался:
— Борис Николаевич, вы собираетесь принять предложения Щербакова?
— Я еще не решил, — после раздумий сказал президент. — Здравые мысли там имеются, этого у него не отнимешь. Но он слишком круто берет. Я не собираюсь удовлетворять все его пожелания, в конце концов, это невозможно. Но некоторых банкиров и всяких там «бизнеров» неплохо бы немного пощипать. Согнать с них лишний жирок, понимаешь, они его все равно нагуляют.
Он закашлялся, на лбу выступила испарина, пришлось опять лезть в карман за платком.
— Сделаем небольшое кровопускание. Не всем, конечно, выборочно. Кровь из носу, но деньги нужно найти и хотя бы частично наполнить казну. Вот так, Юрий Михалыч…
Буртин против воли скептически покачал головой.
— Представляю, какой поднимется переполох.
— Что?!
Президент внезапно остановился, воинственно уперев руки в боки, а в глазах появился знакомый Буртину свинцовый блеск.
— Шум, говоришь, будет? Это ты мне говоришь?! А что вы все значите без меня?! Кто вам дал власть и деньги?! Молчишь?! Ну и молчи, потому что, когда меня не станет, вы для начала перегрызетесь, а потом коммуняки будут вешать вас на всех фонарных столбах, как они это делали в Гражданскую.
Заметив облачко недовольства на лице помощника, президент умерил свой гнев.
— Ладно, не обижайся, не про тебя идет речь. Ты лучше скажи, сколько наших денежек лежит на зарубежных счетах да еще вколочено в недвижимость и ценные бумаги? Сто миллиардов? Двести? Не знаешь? И я не знаю. А они, то бишь швейцарцы, американцы и прочие люксембуржцы, знают. У них все сосчитано до цента, пфеннига и сантима. Сегодня помощник газеты мне принес, а одну сунул прямо под нос: смотри, Борис Николаевич, как наши дела круто в гору идут, люди богатые появились, покупают особняки в наипрестижнейших местах. В газете той написано: два русских коммерсанта купили в фешенебельном пригороде Торонто по особняку, один за восемь миллионов, второй за пять с половиной. У того, что за восемь купил, в особняке тридцать две спальни. И заметь, Юрий Михалыч, у них, то есть у коммерсантов этих сраных, никто не удосужился спросить: а откуда, господа хорошие, такие деньжищи взялись? У своих они требуют полный отчет, кучу справок и деклараций, а у наших и разных там богатых хохлов нет. Почему, как ты думаешь?
Буртин прекрасно знал ответ на этот вопрос, но от комментария предпочел воздержаться.
— Что, опять молчишь?! Ну тогда я скажу. Так вот, дорогие мои, если я вдруг помру, а на трон сядет Крутой или коммуняки устроят переворот, то плакали ваши денежки. Там быстро разберутся, — он махнул рукой в сторону предполагаемого Запада, — какие деньги чистые, а какие добыты путем афер, можешь не сомневаться. Это у нас можно финорганам да налоговой инспекции мозги вкручивать, а у них с этим дело обстоит строго. Они такие клубки уже давно научились распутывать. И эти нувориши безмозглые, что внахалку скупают дома и яхты, враз свою собственность потеряют. Потому что каждые девять из десяти не смогут доказать легальность своих баснословных состояний. Как, скажи, можно работать префектом в Москве, иметь на службе оклад в два миллиона рублей, а за кордоном владеть собственностью в два миллиона долларов?!
— Вы нарисовали мрачноватую картинку, Борис Николаевич.
— Зато правдивую, — отрезал тот. — И учтите, если со мной что случится, эти ваши сто, двести или сколько там их у вас миллиардов накроются… Сам знаешь, чем. Для начала заморозят все вклады и операции по ним, а потом положат денежки в свой карман. Так что насчет кровопускания я не шучу, Юрий Михалыч. Лучше расстаться с какой-то частью, чем потерять все.
Буртину не раз доводилось быть свидетелем подобных вспышек гнева. В такие минуты лучше держаться подальше от этого человека, затаиться в каком-нибудь темном углу, переждать там грозу и раскаты грома. Но сейчас он был лишен такой возможности, поэтому предпочел помалкивать и лишь время от времени поддакивал своему патрону.