Плещеев

«В сущности, в стране не осталось ни одного дельного литературного журнала, и теперь катковский «Русский вестник» опять встанет во главе русской литературы — какая ирония судьбы». Алексей Николаевич горько усмехнулся, вспомнив фразу, оброненную недавно зашедшим к нему в гости Иваном Захаровичем Суриковым.

Алексею Николаевичу запомнился этот разговор, состоявшийся в памятный для Плещеева день его рождения. Иван Захарович Суриков пришел тогда первым из приглашенных на вечер гостей и принес Алексею Николаевичу в подарок пресс-папье в виде железной собаки, чем весьма сконфузил именинника. Однако Плещеев подарок принял, не желая огорчать своего «крестника»).

Странный суриковский подарок Плещеев, между прочим. хранил до конца жизни своей, ибо горячо любил Ивана Захаровича, высоко ценил его самородный талант.

Иван Захарович продолжал оставаться среди ближайших друзей Плещеева, считая Алексея Николаевича своим «литературным крестным отцом» — после того, как по рекомендации Плещеева в журнале «Развлечение» в 1863 году было опубликовано первое стихотворение Сурикова. Частый посетитель плещеевской квартиры на Плющихе, Иван Захарович нередко заходил и на новую квартиру Алексея Николаевича в Оружейном переулке, в доме Суханова. Суриков, поссорившись с отцом, ушел из его лавки и устроился работать наборщиком в типографию в надежде подработать деньжонок и открыть собственную лавку. Задушевные беседы учителя и ученика скрашивали нелегкие будни обоих: и тот и другой тяготились службой, поэтому всегда радовались встречам. Суриков стал к этому времени печататься, готовил к изданию первую книжку стихов. Он по-прежнему боготворил Плещеева, который навсегда остался для Ивана Захаровича авторитетнейшим поэтом. Чувство признательности к Алексею Николаевичу, возникшее у Ивана Захаровича в первое время их знакомства, с годами все более и более крепло; со своей стороны, и Плещеев испытывал к поэту-самоучке глубочайшую симпатию, принимал самое деятельное участие в литературной судьбе даровитого лирика, в стихах которого, как и в стихах Кольцова, пульсировала поэзия народной жизни, поэзия, в которой присутствовали не только «скудная радостями и богатая горем жизнь русского мужика, борьба за существование бедного трудящегося люда», но подспудно ощущалась неодолимая тяга простых людей к свету, к свободе, воспевалась их нравственная чистота и душевное богатство.

«А Суриков, пожалуй, быт близок к истине, когда сказал, что в стране не осталось ни одного порядочного журнала». Алексей Николаевич снова вернулся мыслями к недавней беседе с Иваном Захаровичем. «Действительно, Катков после опубликования в своем журнале романа Достоевского «Преступление и наказание» и первых частей «Войны и мира» Льва Толстого снова «на коне». А другие журналы положительно захирели. Правда, некоторой популярностью (и вполне заслуженной) пользуется «Вестник Европы», издаваемый М. М. Стасюлевичем, — журнал, посвященный как будто исключительно истории, но, судя по всему, отнюдь не избегающий и современных общественных вопросов, публикующий на своих страницах прозу, драматургию, работы крупных ученых-естественников. Григорий Евлампиевич Благосветлов прислал приглашение сотрудничать в редактируемом им новом журнале «Дело», который, как видно, будет верен направлению «Русского слова», — вот это очень славно, это радует. Очень возможно, что благосветловский журнал окажет серьезную конкуренцию «Русскому вестнику», не то и впрямь Катков станет во главе русской литературы…

Говорят, карьера редактора «Русского вестника» висела на волоске, когда он на страницах своей газеты «Московские ведомости» позволил себе резкую критику крупных правительственных сановников, обвинив их чуть ли не в национальном нигилизме, — против Каткова выступил сам великий князь Константин Романов. Однако Александр II, вскоре после неудавшегося на него покушения Каракозова, будто бы лично вступился за редактора «Русского вестника» и «Московских ведомостей», разрешил ему обращаться по важнейшим вопросам непосредственно к нему, царю, минуя высокопоставленных лиц, включая министров. Теперь Катков уже, наверное, не просто на «коне», а «па белом скакуне» — поддержка императора фактически свидетельствовала о победе журналиста над высшей бюрократической администрацией. Вот он каков нынче, Михаил Никифорович Катков!.. И все-таки хочется верить, что если «Дело» соберет вокруг себя крупные литературные силы, может посоперничать с «Русским вестником».

Откликаясь на приглашение Благосветлова, Алексей Николаевич вскоре отошлет несколько своих и переводных стихов в «Дело» и среди них лирическую элегию «Быстро тают снега, побежали ручьи…», написанную в один из грустных мартовских дней 1867 года.