Боясь упасть, она останавливалась, переодевала единственную варежку на озябшую руку и продолжала путь. Сердце проходившей мимо нее Нины Ивановны не выдержало и, несмотря на то, что женщина спешила с работы к семье, она подошла к старушке, предложила помощь... От неожиданности та вздрогнула, потом улыбнулась и поблагодарила. Они пошли вместе. Познакомились. Старушку звали Марией Ивановной, она живет со своей сорокадевятилетней дочерью Галиной и двумя внуками. Квартиру из двух комнат получила Мария Ивановна от предприятия, на котором проработала всю трудовую жизнь. А сейчас, когда силы ее на исходе, единственная дочь не хочет за ней ухаживать и даже... бьет ее.
Женщины дошли до дома Марии Ивановны, вошли в квартиру. Невольно бросились в глаза беспорядок, грязные задымленные стены, вскрытый во многих местах паркет, на столе — горы немытой посуды. За столом сидела женщина с небрежной прической и недоброжелательно смотрела на вошедших. Нина Ивановна, близко к сердцу принявшая непочтительное отношение дочери к своей матери, высказала ей свое недоумение.
— Кто ты такая?! — резко ответила дочь. — И какое имеешь право читать мне мораль?!
Мария Ивановна засуетилась, испытывая неудобство от этой перебранки, со слезами на глазах поблагодарила добрую женщину за помощь. А когда Нина Ивановна закрыла за собой дверь, услышала истерический вопль Галины.
Нина Ивановна вышла на улицу, Ветер бил в лицо колкими снежинками. А она шла и думала: "Боже мой, как можно допустить издевательство над старым человеком, тем более над матерью, которая не только дала тебе жизнь, но и вспоила, и вскормила и выучила".
Нина Ивановна невольно вспомнила свою заботливую маму, никогда не знавшую покоя, встававшую с рассветом и ложившуюся далеко за полночь. А в промежутке этого был еще восьмичасовой рабочий день на предприятии.
"Может быть, маловато было времени на воспитание детей? — продолжала думать она. — Раньше к этому серьезно относились и школа, и общественные организации. А у государства была четкая доктрина идеологического, нравственного, патриотического, эстетического воспитания подрастающего поколения. Теперь же бездумно разрушено все и, что самое печальное, ничего не создается взамен. Что же будет с поколением, которое начинает сейчас делать первые шаги по жизни?"
Нина Ивановна нервно передернула плечами и быстро вошла в темный подъезд своего дома.
ОДНА
В ту ночь Ольга Васильевна долго не могла заснуть. А когда, наконец, заснула, ей приснились кошмары, и она проснулась, потом долго лежала с открытыми глазами, боясь, что вновь приснится страшный сон.
— Скорее бы утро, — подумала Ольга Васильевна, — и... на работу.
Она любила свою специальность чертежника. Работу выполняла добросовестно, с удовольствием и высоким качеством. Но завтра будет ее последний рабочий день — подошел пенсионный возраст. "Придется уступить место молодым", — так сказал начальник отдела, и никакие доводы и просьбы Ольги Васильевны дать возможность ей еще немного поработать успеха не имели.
Она всю жизнь прожила одна. Семьей обзавестись не удалось. Родных и близких в городе не было. Самым близким существом у Ольги Васильевны была кошка Майка, которая исправно провожала Ольгу Васильевну на работу, встречала по вечерам, а ночью приходила к ней в постель, устраивалась в ногах до утра. Так они и жили тихо и спокойно. Но не бывает так, чтобы покой был всегда.
— Как-то мы будем жить, когда я уйду на пенсию? — тихо обращалась Ольга Васильевна к Майке. — Чем будем заниматься?
Она не представляла себя без любимой работы, без веселых острословов. Поэтому и не спала всю ночь, переживала. Майка, чувствуя, что хозяйка нервничает, прижалась к ней плотнее, как бы успокаивая ее.
Наступило утро. Как обычно, Ольга Васильевна выпила крепкого горячего кофе и отправилась на предприятие. В этот день коллектив был особенно внимателен к ней. В конце рабочего дня начальник отдела собрал всех сотрудников, вручил Ольге Васильевне памятный приветственный адрес и сувенир — будильник. Все сказали хорошие слова и пожелали всего доброго на заслуженном отдыхе. Ольга Васильевна со слезами на глазах простилась с сослуживцами, сдала пропуск на предприятие и пошла домой. Она чувствовала, что оборвалась нить, которая связывала ее жизнь с жизнью коллектива, и думала: "Вот и все, теперь никогда не буду спешить сюда, к своим коллегам, постарела и стала никому не нужной. Жизнь моя теперь будет иной, бесцветной и неинтересной".
Ольга Васильевна шла какая-то потерянная, отрешенная от всего, не замечая, кто шел навстречу ей или обгонял ее, не видела, где находится — просто шла своей привычной дорогой.
Открыв дверь квартиры, она машинально погладила Майку, прошла на кухню, не раздеваясь, села.
— Вот и все, Мая, мы с тобой теперь остались вдвоем, — тихо произнесла она, глядя в зеленые Майкины глаза.
Опустившаяся ночь не принесла покоя. Уснуть Ольга Васильевна не могла, думала: "Теперь я пенсионерка. Как же буду жить на свою мизерную пенсию — жизнь-то какая стала дорогая с этими реформами да перестройками?"