Плеск звездных морей. Очень далекий Тартесс

В напряженной тишине было слышно, как командоро–навигаро подтянул огромные ноги под стул. Сеньор Кучильо уткнулся бородой в бумаги, а сеньор Падильо жевал тонкими губами. Пожалуй, только обоим этим сеньорам было известно истинное положение королевской казны, которой они не раз и не два ссужали крупные суммы. Прежний король Эрмандадо Благословенный после долгой борьбы сломил сопротивление непокорных вассалов, но это стоило ему слишком больших средств, которые не могли возместить растущие налоги с горожан. Дорого обходились и бесконечные войны с соседними королевствами, не говоря уже о маврах. Тем не менее Эрмандадо удалось сделать свой двор чуть ли не самым пышным в Европе. Нынешний король Аурицио был экономен, держал на счету каждый двойной круидор, но содержание двора все равно опустошало и без того тощую казну.

— Продолжайте… как вас… виконт до Заборра, — сказал король.

— Ваше величество… — Хайме прокашлялся. — Вы совершенно правы. Пряности растут в цене, потому что торговля ими в руках нехристей. Они привозят их издалека, а в Александрии венецианцы дорого им платят за пряности, и еще дороже продают. Я ходил, ваше величество, на венецианском корабле в Александрию и сам видел. Я расспрашивал многих людей, ваше величество, и…

— Сядьте, дун Альвареш, — мрачно кинул король министру финансов, который все еще стоял за другим концом стола.

— И теперь я знаю океанский путь к Островам пряностей — продолжал Хайме. — Я говорил с кормчими многих кораблей. Мне рассказывали в Венеции о странствиях Марко Миррионе. Рассказывали про сирийского монаха, который знал, где лежит царство первосвященника Иоанна…

— Ага, первосвященник Иоанн! — Король оживился. — Как же, я слышал о нем. Это истинный христианин, ему служат семь королей и пятьдесят… э… или даже шестьдесят герцогов. Перед его дворцом зеркало, в котором он видит все, что делается в царстве. Мне бы такое зеркало, сеньоры!. Почему вы замолчали, виконт?

Хайме чувствовал, что сейчас и у него, как у дуна Корунья, задергается глаз. Но он взял себя в руки.

— В Марселе ученый географ показал мне тайные портуланы, и я постарался их запомнить, ваше величество.

Тут Хайме развернул перед пайщиками пергамент. Плавно круглились очертания берегов, кое где прорезанные устьями рек. Голубой простор океана искрещивали тонкие линии крюйс–пеленгов. Головы с надутыми щеками, с оттопыренными губами изображали ветры — попутные и противные. Здесь и там были нарисованы голые дикари, невиданные животные и деревья.

— На этом портулане, — сказал Хайме, — вы видите, сеньоры, мыс Санту—Тринидад, которого достиг отважный дун Бартоло.

Он указал на узкую закорючку знаменитого мыса. И повел палец к востоку, показывая никому неведомый путь через океан к далеким–предалеким Островам пряностей. И, рассказывая об этом пути, он видел перед собой не сводчатую каменную залу, не августейший лик короля и бородатые лица придворных, а — бегущие навстречу корабельному носу волны, бесконечные океанские волны, и ночное небо, в котором вместо привычного Арктоса[1] будет жарко пылать Южный Крест…

— И все–таки, виконт, — прервал его король, — будет лучше проверять путь по Арктосу. Впрочем, дун Байлароте прекрасный мореход, он… э… предостережет вас от увлечений, свойственных молодости. Не забудьте, сеньоры, когда вы попадете в царство первосвященника Иоанна, передать ему мое послание. Герцог Серредина, заготовьте черновик послания сегодня же. Нужно в нем отразить… э… ну, вы сами знаете. А теперь, сеньоры, я вас покидаю. Меня призывают дела.

После ухода короля пайщики почувствовали себя свободнее. Руки потянулись к кубкам с вином.

— Дун Байлароте, — обратился к командоро–навигаро герцог Серредина—Буда, — вы лично хорошо знали покойного дуна Бартоло, не так ли? Не приходилось ли вам, сеньор, слышать от него, что за мысом Санту—Тринидад стоит столь сильная жара, что море испаряется и становится густым и липким, как растопленный воск? Я сам много раз слышал…

— Сказки! — резко перебил его Хайме. — Глупые сказки, ваша светлость! Море везде одинаково.

Дун Абрахам предостерегающе дернул сына за бархатные штаны.

Герцог Серредина—Буда посмотрел на Хайме взглядом, взглядом долгим и холодным, от которого, наверно, у любого из придворных задрожали бы поджилки, подкосились бы колени, ну и все такое. Он же, этот Хайме непутевый, ни малейшего значения злому герцогскому взгляду не придал. Неосторожный! Видно, слишком увлечен был он мечтой своей опасной: слишком жаждал поскорее очутиться на огромном и загадочном просторе океана…

6