Плеск звездных морей. Очень далекий Тартесс

В полутемной мастерской красно светились топки печей под чугунными ваннами. В ваннах плавилось олово с небольшой добавкой красной меди и говяжьего сала, которое придавало жести ясный блеск. Чад горящего сала смешивался с острой вонью травильных чанов. В этом чаду и духотище темными тенями двигались полуголые работники — плющили под молотами листы железа, разделенные тонким слоем глины, травили черную жесть, клещами окунали ее в ванны с оловом. Дун Абрахам не выдержал, вышел во двор. Там на ящике с опилками сидел рослый работник, медленно и равномерно колотил деревянным молотком по жести, выгибая ее полукругом.

Дун Абрахам задержал взгляд на работнике, потому что тот не был похож на доброго католика, и еще менее походил на мавра. У работника было широкоскулое лицо, всклокоченные желтые волосы и такая же бородка от уха до уха, и серые нездешние глаза. И весь он был какой–то медлительный, сонный, однако дело, как видно, спорилось в его здоровенных ручищах.

— Кто таков? — спросил дун Абрахам, кивнув на незнакомца.

— Это? Гребец с галеры, ваше сиятельство, — ответил владелец лудильни. — С мавританской галеры, что наши захватили. С галеры он, ваше…

— Слышу. Не повторяй одно и тоже.

— Их, значит, которые у мавров были прикованы, пленных христиан, значит, освободили и сюда привезли. Которые из наших, кастеллонцев, тех по домам. А которые чужие — ну, за них залог надо. Я как раз в порту был. Вижу — этот… По — нашему почти не может, его языка тоже никто… Ну, вижу, мужчина крепкий, я и внес залог.

— Как тебя зовут? — обратился дун Абрахам к работнику.

— Васильем, — ответил тот, нехотя поднимаясь.

— Басилио, — повторил дун Абрахам. — Что ж, имя христианское. Ты христианин?

— Христьянин, — сказал странный Басилио и добавил что–то непонятное.

— Откуда ты родом и как попал в плен к маврам?

Этого Басилио не понял. Он поиграл молотком и уставился мрачным взглядом себе под ноги.

— Я так думаю, не из немцев ли он, ваше сиятельство, — продолжал словоохотливый лудильщик, преданно глядя на графа до Заборра. — Ест он много, особенно хлеба. Но работник, по правде сказать, хороший. Крестится не по — нашему, а так — ничего… Вчера сделал жидкость, напиток, значит, — поверите, ваше сиятельство, никогда ничего вкуснее я не пил…

Дун Абрахам направлялся к своему коню, но, услыхав про напиток, остановился. Еда и напитки — это входило с его многотрудные обязанности при дворе. Он просто не имел права не знать о каком–либо новом напитке. И дун Абрахам велел принести себе кружку.

— Рад услужить вашему сиятельству! — воскликнул лудильщик. — Эй, Басилио, принеси этого… как ты его называешь… куассо! Да руки вымой! — Он показал жестом, как моют руки.

Мрачный Басилио скрылся в сарае и вскоре вынес жестяную кружку, в которой пенился светло–коричневый напиток.

Дун Абрахам принял кружку, вдумчиво понюхал. Жидкость пахла приятно, а дун Абрахам по запаху всегда мог предсказать вкус. Но первый же глоток дал новое, неведомое ощущение: пряный запах напитка точно выстрелом прошел изо рта в ноздри. Дун Абрахам медленно, не отрываясь, вытянул напиток до дна, утер губы расшитым платком, задумчиво пощипал бороду.

— Как ты назвал напиток? — спросил он, глянув на Басилио.

— Квас, — сказал тот, и добавил непонятное.

— Куассо, — повторил дун Абрахам. — Эль куассо… Из чего ты его приготовил?

Басилио не понял, за него ответил лудильщик:

— Он запаривает солод и ржаные сухари, ваше сиятельство, и еще добавляет мед и мяту.

— Вот что: доставь мне на дом этого… эль куассо. Да побольше.

С этими словами дун Абрахам кинул Басилио монету, взобрался на коня и покинул мастерскую.

При всей осмотрительности графа до Заборра, его душе был не чужд благородный риск. И поэтому вечером того же дня, за ужином, перед королем был поставлен кубок с новым напитком. Его величество сухо спросил:

— Что еще за пойло, граф?

— Уберите и налейте вина, — подхватил герцог Серредина—Буда, обращаясь к виночерпию.

— Ваше величество, отведайте напитка, — взмолился дун Абрахам, страшно побледнев. В эту минуту многое решалось. — Вы не пожалеете, ваше величество, клянусь щитом и стрелами святого Пакомио!

Король открыл было рот, чтобы поставить зарвавшегося графа на место, ко решил, что успеет это сделать после первого глотка. Любопытство превозмогло. За первым глотком последовал второй. Дун Абрахам, следя за лицом его величества, уловил мгновение, когда дух напитка стрельнул в королевские ноздри.

Король отставил пустой кубок и некоторое время прислушивался, приоткрыв рот, к новому ощущению.

— Налейте еще, — велел он и дун, Абрахам понял, что выиграл трудный бой.

— Э, — произнес король, осушив — второй кубок. — Напиток неплох. Пожалуй, надо, чтобы в нем было поменьше сладости. Поменьше и в то же время…э…побольше. Понимаете, граф?

Дун Абрахам понял. Он всегда понимал, чего хочет король.

— Почему вы так далеко стоите, граф до Заборра? Подойдите ближе. Как называется напиток?

— Эль куассо, ваше величество.

— Эль куассо, — повторил король. — Запоминающееся название. Не правда ли, герцог?