Плеск звездных морей

Наконец заседание подошло к концу. Уже все устали. Я видел, как Греков кинул в рот таблетку витакола. Усталость, однако, не смягчила членов Совета: единогласно проголосовали за исключение Борга. Борг тоже голосовал «за».

Потом было решено обратиться в Управление космофлота с предложением обсудить на общем собрании «беспримерное нарушение дисциплины двумя молодыми пилотами…» Это о нас с Робином. Все голосовали «за». Кроме Борга – он, как видно, уже считал себя исключённым из Совета.

И ещё было принято решение увеличить материальные и технические возможности исследований в области хроноквантовой физики по методу Феликса Эрдмана, а также рассмотреть на ближайшем заседании Совета вопрос о строительстве опытного корабля-синхронизатора времени-пространства. Все голосовали «за». Кроме Баумгартена. Упрямец голосовал «против».

Мы вышли из здания Совета на Площадь мемориалов. Люблю эту площадь, просторную и зелёную. Пересекаясь на разных уровнях, бесшумно бегут трансленты. Среди голубых елей высятся памятники людям и событиям.

Огромные экраны визоров на площади уже погасли. Зрители, смотревшие заседание Совета, расходились и разъезжались. Многие, проходя мимо, улыбались нам с Робином и приветственно махали руками.

– Привет отчаянным пилотам! – слышали мы.

– Здорово вам всыпали, ребята, но ничего, в следующий раз будете умнее.

– Им что – целёхонькие. Боргу, бедняге, досталось…

– Алло, мы студенты из медицинского. Мы вас поддерживаем!

Ко мне подскочил юнец в жёлтой куртке, состоящей из сплошных карманов.

– Улисс, помнишь меня?

Где-то я видел этот ехидный рот и насмешливые глаза. Ах, да! Он шёл по кольцевому коридору, набитому беженцами, и нарочно задевал ботинками рюкзаки…

– Бен-бо! – сказал я. – Как поживаешь… – Я замялся, потому что не мог припомнить, как его звали.

– Всеволод. Решил оставить родительское.

– И правильно сделал.

Я хлопнул его по плечу и пошёл дальше, но он снова окликнул меня:

– Улисс, я поступаю в этом году в Институт космонавигации…

– Зря, – сказал я, – ничего там нет хорошего.

– …и когда ты полетишь в звёздный рейс, – продолжал он, пропустив мимо ушей моё замечание, – ты возьми меня третьим пилотом. Я ведь успею к тому времени кончить, верно?

– Ты успеешь к тому времени стать толстым румяным старцем.

– Бен-бо! – воскликнул он. – Так ты не забудь, Улисс. Старые знакомые всё-таки.

Он засмеялся и исчез.

Где же Андра? Обещала ждать у памятника Циолковскому, а сама… Вот она! Бежит, стучит каблучками, и опять на ней лирбелон переливается цветами, которых не сыщешь в природе, и опять новая причёска.

– Уф! – выдохнула она. – Не хотела опаздывать, но встретила одного знакомого…

– Этого… надежду этнолингвистики? – спросил я.

Андра хихикнула, пожав плечиками.

– Вижу, он на тебя произвёл впечатление. Нет, я встретила друга отца, он недавно прилетел из Индии.

– Кто, отец?

– Нет, отец прилетит в конце лета… Я слышала твоё выступление, Улисс. У тебя был такой вид, будто ты сейчас бросишься и растерзаешь Грекова.

Я сделал зверское лицо, растопырил пальцы и, рыча, пошёл на Андру.

– Ой-ой, перестань, страшно! – засмеялась она. – Робин, что же ты не спасаешь меня?

– Я устал, – сказал Робин. – В течении всего заседания я придерживал этого максималиста – так, кажется, тебя назвали? – придерживал за фалды. Я устал и иду отдыхать.

– Никуда ты не пойдёшь, – сказал я. – Сейчас мы заберёмся на трансленту и поедем навестить старика Феликса.

– Поезжайте без меня. Отец просил сегодня побыть дома. Должен же я иногда посещать родительский дом.

– Ну, как хочешь, – сказал я. – Родительский дом, конечно, надо посещать.

Робин посмотрел на меня.

– Дед хочет со мной поговорить, – сказал он. – Чего-то он болеет последнее время. До свиданья, Андра. Улисс, пока.

В институте Феликса не оказалось. Молодой его сотрудник, губастый парень, сказал, что с Феликсом совсем не стало сладу, никто не понимает, чем он занимается, но скорее всего ботаникой.

– Ботаникой? – изумился я.

– Ага, ботаникой.

Он потащил нас в личную лабораторию Феликса и показал ботанический микроскоп и какие-то срезы, залитые пластилоном. На прощание он спросил, как я перенёс безвременье, и тут набежала целая куча других сотрудников, и началась чуть ли не пресс-конференция. Я отбивался как умел, ссылался на показания датчиков, которые гораздо лучше зафиксировали наши ощущения в режиме безвременья, чем органы чувств, но ребята наседали и забрасывали вопросами. Мне даже пришлось нарисовать по памяти призраки и крепко поспорить относительно «материала», из которого они были сделаны.

Ребята гурьбой проводили нас с Андрой до газонов перед институтским зданием. Они шумели и уговаривали Андру бросить лингвистику и идти к ним в институт, потому что у них, мол, нехватка красивых девушек. Один нахальный тип, по-моему, даже пытался назначить Андре свидание, и мне пришлось оттереть его и вообще быть начеку.

– Ты бы поменьше кокетничала, – проворчал я, когда мы наконец от них отвязались.

– Как не стыдно, Улисс! – вспыхнула она. – Ничего я не кокетничала. Не разговаривала даже. Только смеялась.