Плеск звездных морей

Надо же случиться такому: у первого пилота рожает жена. И первый пилот ужасно беспокоится. То есть он, конечно, и виду не показывает и хочет лететь, но провести «железную деву» ему, разумеется, не удалось. Подвёл пилота биоэлектрический индекс, и его безжалостно отстранили от рейса, чем ещё более усугубили его нервное состояние. А второй пилот – желторотый юнец, только что окончивший институт, и… Да что говорить, космофлот есть космофлот, никогда в нём не будет порядка. А я, понятное дело, тут как тут: удивительное у меня свойство влипать в разные истории!..

Ну ладно, может, оно и к лучшему – ещё раз, в последний раз, посидеть в рубке лунника.

И вот я уже сижу за командирским пультом, а второй пилот, с юношеским пушком на щеках и плечами многоборца, сидит в правом кресле и столь же откровенно, сколь и почтительно разглядывает меня – сказок наслушался, видно…

– Как тебя зовут? – спросил я.

– Икар, – ответил он застенчиво.

– Родительское?

– Собственное, – сказал он и застеснялся ещё больше.

Я хотел съязвить, напомнить, что издавна старые лётчики считали Икара типичным аварийщиком, нарушителем инструкций, но воздержался.

– Икар так Икар, – сказал я. – Давай читать молитву.

Он послушно включил предполётный экран. На нем загорелась надпись: ГОРЮЧЕЕ?

Я посмотрел на указатель горючего и нажал кнопку «ДА».

Надпись сменилась новой: ЭКИПАЖ?

«ДА».

ПАССАЖИРЫ?

«ДА».

СВЯЗЬ?

«ДА».

Скучное это занятие – дублировать автоматику, которая и сама все знает, но ничего не поделаешь – ледяные правила космофлота требуют, чтобы командир лично ответил на все три десятка предполётных вопросов. Наконец мне позволили выйти на связь с дежурным диспетчером. Он прочёл мне условия полёта, которые я знал и без него. Но так было надо. Потом я получил разрешение на связь со стартом. И только после этого я, сняв предохранительный колпачок со стартовой кнопки, собрался включить автомат старта. Правый пилот так смотрел на мой палец, будто из него сейчас вырвется плазменный ураган.

– Икар, – сказал я, – нажми.

Ах, как сверкнули у него глаза!

– Можно? Мне? – переспросил он.

– Не переспрашивай командира, Икар. Не все это любят.

Ах, как старательно нажал он красную стартовую кнопку, сразу пересветившуюся зелёным светом, как благодарно посмотрел на меня!

Потом – такой привычный, такой знакомый рывок, когда кресло мягко утопает в гнезде амортизатора. Потом – педальная подножка вздрогнула, встретила мои ступни и вежливо приподняла их чуть выше, чтобы стабилизировать кровяное давление… Я вступил в свои командирские права – право присутствия при действиях автоматики.

Селеногорск по праздникам будто вымирает. Большинство селенитов улетает на шарик, остаются лишь самые необходимые вахты. Я шёл пустынными селеногорскими коридорами, скользя взглядом по стенам, разрисованным и исписанным здешними остряками.

Устрашающее табло «Не входить!» над дверями Узла космической связи не горело. Я постучался – никто не ответил. Неужели и Робин улетел на праздники? Дверь поддалась нажиму, я вошёл в холл. Здесь никого не было, кроме вычислительного автомата, из пасти которого торчал, как язык, кусок бледно-розовой плёнки. Я выдернул плёнку, посмотрел – ряды цифр и знаков. Из-за двери аппаратной донеслись голоса. Я заглянул туда.

Дед сидел спиной ко мне – сухонький, сутулый, в неизменной своей чёрной шапочке; перед ним стоял столик, заваленный таблицами и обрывками плёнки. А вдоль слепых, отдыхающих экранов прохаживался Робин, засунув руки в карманы комбинезона. Для полноты картины не хватало только «среднего звена» великой династии космических связистов. Но я знал, что Анатолий Греков занят сейчас другими делами – в Совете шла серия совещаний, разрабатывалась новая программа…

– Легко твердить «не годится, не годится», – говорил Робин, продолжая мерно вышагивать из угла в угол. – Если бы вы с отцом с самого начала сделали упор на элементарные планетологические вопросы, а не на теорию информации…

Тут он повернулся и увидел меня.

– Какими судьбами? – Робин широко развёл руки и заулыбался, но улыбка не согнала с его лица выражения озабоченности. – Садись, Улисс, сейчас мы…

– Без теории информации, – проскрипел Дед, – без выработки кода вообще не стало бы возможности обмена.

Он тяжело поднялся, кивнул мне. Я протянул ему плёнку: может быть, там значилось нечто важное? Дед посмотрел, бросил плёнку на стол и сказал:

– Все то же. – Волоча ногу, он направился к двери. – Отдохну немного перед обедом, Михаил.

Мы остались вдвоём с Робином.

– Что хорошего, Улисс? Впрочем, знаю, знаю – хорошего ничего нет. Возвращаешься на свой корабль? А у нас тоже сплошные неприятности. Ни черта не можем понять, что стряслось с Сапиеной.

– Молчит? – спросил я.