Плеск звездных морей

– Молчит! – Робин постучал костяшками пальцев по главному экрану, будто этот стук мог пробудить от спячки неведомых абонентов на другом конце канала связи. – Запросили рецепт открытого огня – и замолчали. Мы тут ломаем голову, загрузили алгоритмами догадок логические машины. Но все наши гипотезы не стоят… не стоят застёжки на твоём костюме. Кстати, недурной костюмчик. Теперь такая мода пошла?.. Понимаешь, мыслим по-земному! Слишком по-земному. И машины наши антропоидны. Вот в чём беда.

Ты прав, подумал я. Прав как никогда. Мы ещё не готовы для разговора с Большим космосом. Далеко ли мы ушли от неандертальцев, тупо таращивших глаза на звёздное небо, такое непонятно-пугающее? Положим, знаем мы неизмеримо больше, но вот понять… Для того чтобы понять, надо быть там. Надо стать наконец homo universalis.

– Что? – спросил Робин. – Не понял твоего менто.

«Раньше ты понимал меня лучше», – с внезапной горечью подумал я.

– Нет, я не посылал менто. Послушай, а ты уверен, что они просили именно огонь? Может, вы их вовсе не поняли и последний сигнал означал просто «не хотим больше с вами разговаривать»…

Робин отлепился от экрана и присел на край стола, небрежно отодвинув груду бумаг и плёнок. Кажется, он немного успокоился, во всяком случае ответил он примерно так, как бывало прежде, когда мы летали вместе:

– Я всегда говорил, что у тебя светлый ум, Улисс. – И, помолчав, добавил: – Вообще-то замечание резонное. Сколько уже месяцев я выверяю код… Да нет, при всём его несовершенстве сигнал расшифрован правильно. Мы тут с Дедом переворошили всю документацию, весь обмен с самого начала. Не хотел я вытаскивать Деда на Луну, отрывать от мемуаров, но пришлось…

– Значит, нужен огонь, – сказал я. – На Земле давно нe пользуются открытым огнём, но каждому дураку известно, что огонь бывает разным. Не обязательно при соединении вещества с кислородом. Многие металлы горят в хлоре, некоторые окиси – в углекислоте. Если бы знать наверное, какая там атмосфера…

– Вот именно. По нашим скудным сведениям, атмосфера у них нашего типа. Но, конечно, уверенности нет.

– Ну, допустим. Для чего был нужен открытый огонь? Первобытные люди грелись у костра, жарили мясо, отпугивали хищников…

– Брось, Улисс. Мы перебрали все варианты – даже такие, о каких не слыхивали. Машина выдала всё, что хранилось в памяти. Ясно, что при высоком уровне развития открытый огонь не нужен – он неэкономичен и грубо управляем. Первый логический вывод: высокоразвитая цивилизация попала в некие условия, исключившие обычную энергетику.

– Логично, – сказал я. – Может, снизилась внутренняя активность центральной звезды их системы, и тот вид энергии, на котором работает техника Сапиены…

– Думали, думали! – Робин опять забегал по аппаратной. – Понимаешь, не умеем мы представить себе жизнь, резко отличную от нашей. Так и лезут земные аналогии. Знаешь, что пришло мне в голову, Улисс? – Он остановился передо мной, сунул руки в карманы. – Вот наша Солнечная система – она кружится вокруг центра Галактики по такой гигантской орбите, что за время своего существования сделала всего пять или шесть оборотов, верно? А человеческая история и вовсе умещается в нескольких градусах этой орбиты. Так?

– Пожалуй. Что из этого следует?

– Не гипотеза, Улисс. Не знаю даже, как назвать… незрелая мысль… Какие области пространства ещё предстоит пройти нашей Системе, в каких полях тяготения, в каких вихрях излучений предстоит ей побывать? И вот, скажем, Сапиена… Вместе со своей системой она могла войти в некую область, пересекаемую орбитой… в такую область Галактики, где энергетические условия…

Робин увлёкся, дал волю фантазии, а вслед за ним и я, и только Ксения, вызвавшая Робина на обед, прервала наш разговор.

В столовой было отнюдь не многолюдно. Четверо селенитов, уже отобедавших, сидели перед визором – там передавали праздничную программу.

Знаменитый Герасим, аккуратнейший из роботов, принёс нам еду. Ксения пожаловалась мне, что как наступают праздники, так уж непременно что-нибудь помешает улететь на шарик. Теперь вот она и могла бы полететь, срочных дел нет, так Робин затеял работу, которой конца не видно. Сапиена, Сапиена – только и слышишь от него…

– А ты бы взяла и одна полетела на праздники, – сказал я.

– Одна? – Ксения удивлённо подняла брови. – Ну, знаешь ли… В конце концов, и по визору все можно увидеть.

– Правильно! – заявил Робин и потрепал её по плечу.

Вошёл Дед. Скосил сердитый взгляд на визор, поморщился.

– Отдохнул? – спросил Робин. – Как себя чувствуешь?

– Был бы вам чрезвычайно обязан, молодые люди, – отнёсся Дед к селенитам у визора, – если бы выключили эту мерзость.

– Иван Александрович! – взмолился кудрявый селенолог Макги. – Какая же это мерзость? Такие славные песни…

– Сделай, по крайней мере, потише. – Дед положил на тарелку салату. – «Славные песни»! – проворчал он. – Нету на вас Чёрного робота.