Плетение (трилогия)

   - Знаешь, даже неплохо. То есть сначала было паршиво, пока Стас Валля не прикончил, и меня с Тимуром из больницы местной не выписали... А потом - очень неплохо. Правда меня возненавидели все крупнейшие казино мира, и за мной гонялась парочка их спецслужб, да и криминальных группировок тоже хватало, но... Это трудно объяснить. Их мир жадный до магии, но если ты маг в их мире, то ты можешь больше, чем можно даже подумать. У них нет магов. Совсем. Простейшее лечение, простейшие блюда, простое оружие и простые законы. Все простое. К тому же меня угораздило попасть в ту страну, откуда родом была Лена, а это я тебе скажу - что-то с чем-то. Все, что применимо к остальному миру, в этой стране либо не работает, либо работает не так. Везде и повсеместно власти заботятся о гражданах, а там начинает возникать ощущение, что всем заправляет криминал, ну а как с этими типами дело иметь у меня большое понимание было. Кстати, настоящий криминал в этой стране намного честнее и лучше, чем правительство, и о гражданах, иногда, даже больше заботится. А еще...

   Мимо проехала машина, и Ильта, на время, умолкла.

   - Еще в их мире есть много потрясающего.

   Шелти ухмыльнулась.

   - Ты всегда была лакомкой.

   - Я про другое, - отмахнулась Ильта - про музыку, например.

   - Про музыку?

   - Да. У нас песни красивые, и голоса восхитительные, но знаешь... Я там, волей случая, попала на концерт одного из их певцов. Поначалу я была поражена, ни голоса, ни внешности, выступал даже не на концертной площадке, а на каком-то стадионе... Меня Тимур туда потащил. Пошла исключительно, чтобы его не обижать, а потом... Ты никогда не видела, чтобы пели не голосом, а душой? С полной выкладкой? Это было что-то невероятное. А текст такой, что спятить можно, если вдуматься, но ощущение от него...

   - Споешь?

   - Попробую.

   Ильта замолчала, пытаясь подобрать тональность так, чтобы это было и не громко, и чувствовалось все, что она ощущала с той песней, и начала:

   - Горный Китай, монастырь Чжоан Чжоу. Год от Рождества Христова восемьсот пятьдесят третий. Некто спросил Линь Цзы "Что такое мать?". "Алчность и страсть есть мать" - ответил мастер. "Когда сосредоточенным сознанием мы вступаем в чувственный мир, мир страстей и вожделения, и пытаемся найти все эти страсти, но видим лишь стоящую за ними пустоту, когда нигде нет привязанностей, это называется "убить свою мать".

   Я сомневался, признаюсь, что это сбудется с ним,
   Что он прорвется сквозь колодец и выйдет живым,
   Но оказалось, что он тверже в поступках, чем иные в словах.
   Короче, утро было ясным, не хотелось вставать,
   Но эта сволочь подняла меня в шесть тридцать пять,
   И я спросонья понял только одно - меня не мучает страх.

   Когда я выскочил из ванной, с полотенцем в руках,

   Он ставил чайник, мыл посуду, грохоча второпях,
   И что-то брезжило, крутилось, нарастало, начинало сиять.
   Я вдруг поймал его глаза - в них искры бились ключом,
   И я стал больше, чем я был, и чем я буду еще,
   Я успокоился и сел, мне стало ясно - он убил свою мать.

   И я смотрел ему в глаза, в них искры бились ключом,
   И я был больше чем я был и чем я буду еще,
   И я сказал себе опять: "Невероятно, он убил свою мать".

   И время встало навсегда, поскольку время стоит,

   А он сказал, что в понедельник шеф собрался на Крит,
   Короче, надо до отъезда заскочить к нему работу забрать.
   И он заваривал чай, он резал плавленый сыр,
   А я уже почти что вспомнил, кто творил этот мир,
   Я рассмеялся и сказал: "Ну как ты мог, она ведь все-таки мать".