Плетущий

Дома меня ждут мои самые дорогие люди: жена и две дочки. Старшая учится в школе, уже в восьмом классе, а младшей – только три годика. Татьяна, моя любимая, с пониманием относится к предстоящей поездке и, уточнив лишь несколько деталей, помогает со сборами дорожной сумки.

– Когда будешь обратно? – спрашивает она.

– Если все будет хорошо, то во вторник утром, – отвечаю.

– Пусть все будет хорошо.

– Так и будет, – и спрашиваю: – Ты список написала?

– Да, он на столе.

– Отлично. Поеду скупиться по нему завтра пораньше.

Глава 2

Ужас гонит меня, ледяным дыханием обжигая спину. Я бегу по разбитой неасфальтированной улице. Она тянется прямо, как стрела, между двумя рядами небольших одноэтажных домов. Как же мне холодно! Пар белесыми облачками вырывается у изо рта вместе с хриплым дыханием. Встречный ветер настолько силен, что не дает поднять головы и нормально осмотреться. Он выдавливает слезы из глаз и размазывает их по лицу.

Безотчетный ужас и необъяснимый страх заставляют бежать куда-то прочь, но я знаю, что мне не удастся скрыться или где-нибудь спрятаться от того, что так люто гонит меня. Нет сил сопротивляться, и моя воля дрожит и трепещет в неописуемом испуге, пораженная и ошарашенная. Как же мне страшно!

Унылые дома с разбитыми окнами, старыми стенами и перекосившимися, провалившимися крышами проплывают мимо слишком медленно, будто я бегу не изо всех сил, а едва плетусь или прогуливаюсь неспешным шагом. Я выкладываюсь полностью, стараюсь бежать быстрее, но мои ноги как ватные – не желают слушаться. О нет, они совсем не ватные, они тяжелые и неподъемные, словно свинцом налитые.

Встречный ветер усиливается еще больше, будто намеревается остановить, сбить с бега и бросить в объятия неотвратимого Ужаса. Я неловко спотыкаюсь, но в последний момент удерживаю равновесие и продолжаю сумасшедший забег. Кажется, бояться сильнее просто невозможно, но острый как бритва страх пронзает меня, когда я едва не падаю.

Ветер уже силен настолько, что мне приходится наклонить голову вбок и хотя бы так смотреть под ноги. Дом, мимо которого я сейчас пробегаю, кажется смутно знакомым, и меня короткой вспышкой озаряет воспоминание. Я узнаю его. Здесь жил дядя Федя, как я тогда называл его. Каждый день родители отправляли меня к нему за свежим парным молоком. Он с женой содержал небольшое хозяйство. А еще у них была собака по кличке Алый, прозванная так за цвет своих глаз.

Эти и остальные воспоминания всплывают на поверхность скованного страхом сознания. Улица, по которой я сейчас бегу, называется Родниковой. В доме № 38 мы с родителями жили, пока не перебрались в Киев. Еще один дом проплывает слева, и я знаю, что следующим окажется тот самый, где я когда-то жил.

Ужас охватывает еще сильнее, и я чувствую, как мое сердце заходится в бешеном ритме, пытаясь вырваться из груди.

Ветер уже не просто дует. Он рвет, он яростно свистит и безумно визжит. Он завывает в развалинах домов по обеим сторонам дороги и поднимает в воздух тучу пыли, бросает ею, будто специально целясь в лицо. Он срывает с сухих и безжизненных деревьев остатки листьев, мелкие ветки и носит их по воздуху.

Мне кажется, что я бегу на месте, неуклюже переставляя ноги под этой бешеной стеной урагана. Слезы текут уже не только от секущего лицо ветра, но и от бессилия и безысходности, тяжелыми цепями сковавшими мое нутро.

В какой-то момент я чувствую, как Ужас слегка отступает. Оказывается, я достигаю границ участка, на котором стоит такой знакомый дом. В разбитых окнах – непроницаемый мрак, а на ветру колышутся грязно-серые занавески, облупившаяся зеленая краска на стенах и просевшая крыша – вот что я вижу. Калитка жалобно взвизгивает, когда я пинком распахиваю ее и оказываюсь за косым штакетником забора. Меня едва не сбивает с ног ураганный ветер, но я добираюсь до двери и вопреки его усилиям дотягиваюсь до нее, толкаю и с криком отчаяния вваливаюсь внутрь.

Целую минуту я привожу дыхание в норму. В нос бьет запах плесени и гнили. Под ногами хрустят какие-то осколки, когда я осторожно шагаю в направлении двери, ведущей из сеней в прихожую. С душераздирающим скрипом дверь открывается, предоставляя взору полутемное и захламленное помещение. Из прихожей в жилую часть дома ведет еще одна дверь, точнее то, что от нее осталось. Прогнившие насквозь доски обсыпаются трухой, едва я их касаюсь. Здесь немного светлее, но так же грязно, серо и тоскливо.

Короткая мысль, словно озарение, мелькает в голове, прежде чем я шагаю в гостиную: «Кто я? Что я здесь делаю? Почему?» Но ни на один вопрос ответить не могу. Я просто не знаю ответов.

Вид за разбитыми окнами расплывается и будто мутнеет, когда я пытаюсь бросить в их сторону взгляд. Создается ощущение, что за пределами стен этого полуразрушенного дома нет ничего, и обезумевшего ветра, который еще несколько минут назад свирепо выл и свистел, уже не слышно.