Я захожу в гостиную, точнее в помещение, которое некогда ею было, и замираю в дверном проеме. В нескольких метрах от меня на полу сидит большой пес. У него черная спина, светло-коричневая грудь, такого же цвета лапы и невероятно умная морда. Пес следит за мной с ледяным вниманием. Мне очень не по себе от этого взгляда, но я сразу узнаю собаку.
– Рэм? – нерешительно зову я.
Никакой реакции в ответ, только черные, как маслины, глаза продолжают изучать меня.
Новые воспоминания непроизвольно всплывают в памяти, едва я увидел пса. Отец однажды принес домой маленький мохнатый комок, который повизгивал и больно кусался острыми как иглы зубками. Его назвали Рэмом, и уже через год его знали все соседи в округе. По ночам отец спускал его с толстенной цепи, и он гулял по всему району. Рэм не нападал на людей, кроме тех, кто пытался попасть в дом. Потому он и сидел на цепи, иначе гости не могли к нам зайти.
Воспоминания становятся ярче и объемнее. Мы забрали его с собой в Киев, когда переезжали, и Рэм прожил еще больше десяти лет. Когда у него отказали задние лапы, отец каждый день выносил его на руках на улицу. Мама видела его последней – она рассказывала, что Рэм плакал, когда умирал…
– Рэм? – снова шепчу я, не в силах поверить глазам. – Дружище!
С комком в горле я делаю шаг в его сторону и протягиваю руки. Глухое рычание служит мне ответом, и я недоуменно замираю. Пес продолжает рычать глухо и утробно, и с каждой секундой страшный рык становится громче. Его глаза уже не кажутся мне черными. В них словно притаился сам Мрак, глядящий на меня сквозь глаза пса – когда-то настоящего друга.
Нас разделяет всего шаг. Один шаг до Бездны. Рэм поднимается на четыре лапы и продолжает зло рычать. Желтые иступившиеся зубы видны под задранной и дрожащей верхней губой. Рычание становится громче и вытесняет другие звуки.
Я не верю глазам, когда вижу, как вокруг пса широкими крыльями раскрывается Тьма. Она распространяется, заполняет собой все пространство в комнате, оставляя свободный пятачок лишь между нами.
Тягучей каплей из пасти пса вытекает слюна. Его уши крепко прижаты, а шерсть вздыблена, отчего Рэм кажется гораздо больше. Глаза глядят яростно и безумно. И тогда он прыгает прямо на меня. Последнее, что я успеваю увидеть, – это его алая пасть, закрывающая собой комнату, дом, улицу, весь мир…
Я снова оказываюсь в ночном городе, где был прошлой ночью. Проходит, наверное, несколько мгновений, и меня охватывает дрожь. Руки немилосердно трясутся, а колени предательски подгибаются, и я без сил опускаюсь на тротуарную бровку. Чувствую, как по спине ледяной струйкой стекает холодный пот. В пальцах оказывается сигарета, и я закуриваю ее. Закуриваю? Нет! Руки, ладони и пальцы трясутся настолько сильно, что я даже не в состоянии прокрутить колесико зажигалки. Выхватываю сигарету изо рта и, яростно скомкав, откидываю в сторону. Так дело не пойдет… Прикрываю глаза, делаю глубокий вдох и задерживаю дыхание. Повторяю это нехитрое упражнение несколько раз, пока сердце не перестает бешено колотиться о ребра, а частое и хриплое дыхание не приходит в норму. Насчет ног не уверен, но руки уже не трясутся, как раньше.
На этот раз в моей руке оказывается пластиковая бутылка с питьевой водой. Почти спокойно откручиваю крышку и щедро лью прохладную воду на голову. Не беда, что одежда промокнет, главное – самому успокоиться. Делаю несколько долгих глотков и отбрасываю в сторону опустевшую бутылку. Чувствую, что мне становится гораздо лучше. На этот раз подкурить получается почти сразу, и я с удовольствием выпускаю изо рта облачко ароматного табачного дыма.
Человек в спортивной одежде и в надвинутой на глаза бейсболке, как и прежде, пробегает мимо, не оглядываясь по сторонам. Провожаю его взглядом и поднимаюсь на ноги, потушив об асфальт наполовину выкуренную сигарету.
Мой разум лихорадочно ищет объяснение произошедшему, но никаких логичных версий не находит. Я вообще не могу вспомнить, когда в последний раз мне снились кошмары, которые могут являться исключительно обычным людям – не Плетущим. Страшные сны рождаются человеческим сознанием и отражают, как правило, скрытые страхи. Плетущие, одним из которых являюсь я, контролируют сновидения настолько, насколько это возможно, следовательно, не могут устраивать самим себе сеансы ночных ужастиков. Это было бы по меньшей мере глупо.
Я невольно ежусь, передергиваю плечами, вспоминая свой кошмар. С неприятным ощущением прихожу к выводу, что совершенно не контролировал его, хотя был его хозяином. Как так? Не знаю. Впервые больше чем за 15 лет своего стажа Плетущего я сталкиваюсь с подобным. Да я и не слышал раньше ничего о том, чтобы Плетущему снились кошмары. А ведь я ни разу не вспомнил о том, кем являюсь – только редкие и обрывочные воспоминания появились, когда я увидел Рэма. Снова неприятный холодок бежит по спине, когда перед глазами встает образ оскаленной пасти и ужасных глаз.