С тех пор они редко встречались. Только два раза Русов видел Марина издали, когда тот входил в конак или шел рядом с эфенди: в тройке, с бабочкой на белой рубашке, с тонкой бамбуковой тростью в руках. Желания продолжить знакомство с Мариной и у Стояна не возникло, хотя, в общем, то, этот образованный юноша был симпатичен ему. Но слишком разным оказалось их положение в Плевне, и не к чему себя навязывать.
Сегодня утром за Стояном зачем-то приходили из полиции. Хорошо, что не застали дома, от них добра не жди.
Отец Стояна — Тодор — при жизни кроил безрукавки, полукафтаны, рубашки, которые мать затем расшивала. Но дела шли все хуже и хуже — мода требовала европейское платье, горожане Плевны предпочитали носить сюртуки и пиджаки. Отец влез в долги, не смог заплатить в срок ростовщические проценты чорбаджи Златану. Турецкий судья засадил Тодора Русова в долговую тюрьму. Там он и скончался. Мать ненадолго пережила отца и умерла в прошлом году. А брат Стояна — тоже Тодор — ушел на заработки в окрестности Истанбула, нанялся землекопом к турецкому паше, строящему дворец. Вот и остался Стоян в Плевне один, как перст. Окончив два класса келейной школы, содержащейся при монастыре за счет пожертвований, поступил он учеником в швейную мастерскую.
Стоян всей силой души ненавидел турок, мечтал об их изгнании, страстно хотел участвовать в этом. Но как? Уйти в леса, в горы? Там найти смелых юнаков? Кабы знать, где они?
И вот эти пришельцы — казаки. Словно посланы самим богом.
Стоян подошел к чубатому светловолосому казаку, сказал:
— Я — Русов.
Тот охотно протянул руку:
— Алексей Суходолов.
Пожатие у казака крепкое, дружелюбное. Стоян, захлебываясь и торопясь, стал умолять Алексея, чтобы он взял его с собой.
— Мой отец сказал: никогда не поднимай руку на русских, если не хочешь заслужить мое проклятие. Братушка, прошу — возьми с собой… Я умею скакать на коне… А здесь лишний час быть тошно…
Из этой сбивчивой речи Алексей все же понял, что Русов просится к ним и умеет ездить верхом.
«Дюже обрадовалась бы Кремона, — подумал Суходолов, — кабы я привадил этого хлопца. Наши все равно вскоре будут издесь. Погутарить с есаулом? Мне коновод нужон… Петька Клевцов утоп в Дунае…»
Слегка охмелевший Афанасьев сидел рядом с болгарином постарше и уверял его:
— Завтра, батя, утром наши придут…
Выслушав Суходолова, сотенный покусал кончик уса:
— Бери коноводом. А там, гляди, станет волонтером у генерала Столетова. Для такого приказа мои лампасы узковаты. — Строго посмотрел на Суходолова: — И чтоб без оплеух.
Снова, обращаясь к болгарину-собеседнику, произнес как клятву:
— Все падем, а вас под турками не оставим!
Николай Григорьевич Столетов действительно командовал болгарским ополчением. В него входили студенты, гимназисты, ремесленники, учителя, огородники, даже священники, сбросившие рясу.
Знаменитый на всю Болгарию Райчо Николов, что в Крымскую войну пятнадцатилетним мальчишкой переплыл Дунай, доставив русским сведения о готовящемся турецком нападении, был награжден серебряной медалью, а потом в России окончил кадетский корпус, этот Райчо Николов обратился сейчас к братьям-болгарам с воззванием: «Время! Минута нашего освобождения наступила! Соотечественники! Стекайтесь к Плоешти, берите ружья. Кто юнак, пускай теперь докажет свое юначество на бранном поле».
И вот потекли в Плоешти такие, как Райчо, добровольные участники сербско-турецкой войны, те, кто уцелел после неудачного апрельского восстания в Болгарии, батраки, работавшие по найму в Румынии. Обутые в царвули из сыромятной кожи, в обмотках, перевитых веревками, шли и шли к Плоешти.
Еще 25 апреля Столетов сформировал две болгарские дружины в Кишиневе, а затем вместе с ними отправился в Плоешти.
Здесь в мае и появилось знаменитое Самарское знамя[17]
. Его привезли коренастый, неторопливый в движениях самарский городской голова Кожевников и худощавый, в пенсне гласный думы Алабин.На площади выстроились волонтеры. На них были короткие черные куртки с медными пуговицами и отложными воротниками, красные погоны, черные широкие шаровары, заправленные в сапоги, барашковые шапки, наподобие кубанок со светло-зеленым верхом и восьмиконечным медным крестом впереди на темной шерсти и воткнутым полевым цветком. За плечи заброшены холщовые мешки.
Начал погромыхивать обнадеживающий весенний гром, словно пробовал свой голос. Воздух томился в ожидании грозы, дальние зарницы походили на отсветы беззвучных взрывов.
В два часа пополудни вынесли Самарское знамя. С малиново-бело-голубого полотнища поглядывали на застывшие ряды Кирилл и Мефодий. На трех лентах, развевающихся на ветру, золотыми нитями вышито: «Самара — болгарскому народу в 1877 году».
Русский посланец Алабин сделал несколько решительных шагов к строю:
— Соколы и сыны Болгарии! — голос у Алабина приятный, громкий. — Это знамя изготовлено русским народом… Символ нашего братства. Увенчайте его победами во славу и честь России и Болгарии.
Генерал Столетов преклонил колено перед знаменем, вбил маленький гвоздь в его древко. Этому примеру последовали и другие офицеры.