Плевенские редуты

— Почему так цепко зло? Лицо Бекасова словно окаменело:

— Потому что поощряется. Узнаю матушку цареву армию! Но эти господа забывают, что в один счастливый час «нижние чины» могут прийти к откровению: офицерские физиономии сделаны из той же глины.

Они помолчали.

— Да, вот принес тебе, — словно желал отвлечь Купарова от мрачных мыслей, сказал Бекасов, доставая из полевой сумки томик Дарвина и «Начало цивилизации» Леббока.

— О! — радостно, воскликнул Цветан. Его темные глубокие глаза разгорелись: — Мечтал прочитать эти книги!

Он нетерпеливо полистал их, потом, словно спохватившись, что недостаточно внимателен как хозяин, спросил:

— Как ты насчет стаканчика лафита?

— Поддержу компанию, — не желая обидеть Купарова, оказал Бекасов.

— Как ты думаешь, — напористо допытывался получасом позже Цветан, — почему европейские социалисты, и даже Маркс, желают в этой войне поражения России?

Выразительные глаза Цветана смотрят с тревогой и недоумением.

— Думаю, потому, — задумчиво и, словно взвешивая каждое слово, ответил Бекасов, — что поражение могло бы привести к падению царизма. А ему необходима легкая и непременно победоносная война. Доказать, что у колосса ноги бронзовые, а не глиняные.

— Да, но Болгария? Наш трезвый и скромный народ?! — возбужденно отбрасывая темную прядку, порывисто воскликнул Цветан. — Разве смогли бы мы сами изгнать кирджалиев?[21]

— Для преобразований в стране должны, как я понимаю, созреть внутренние силы. Согласись, что прошлогоднее апрельское восстание было подготовлено не наилучшим образом. Ты понимаешь, что говорю я об этом с болью…

«Да, Федор прав, конечно, прав. У нас были только кремневые да охотничьи ружья… Один бедолага вооружился… тертым красным перцем — слепить врата».

Бекасов смотрел на друга сочувственно, боясь разбередить, своими словами рану.

— Турки вырезали тогда пятнадцать тысяч мирных болгар! — с ненавистью воскликнул Цветан. — Посол Англии в Константинополе — сэр Генри Эллиот дал совет Порте расправиться с нами, «не разбирая средств». И они вняли совету! Что же, повторений ждать?! — Купаров вскочил, забегал по палатке: — Нет-нет, дорогой Федор, эта война должна принести нам национальное освобождение, а мы уже сами позаботимся о народовластии, о том, чтобы сбросить в помойную яму вслед за янычарами и чорбаджи. Молодая Болгария будет самостоятельно решать свою внутреннюю жизнь. Турция — один из последних оплотов рушащейся феодальной системы! И до сих пор держалась только на трудолюбии нашего народа.

Бекасов, с внимательным сочувствием продолжая смотреть на Цветана, неторопливым жестом поглаживал жесткую бородку.

Три дня назад, когда овладели они городом с мудреным названием, Бекасов распорядился передать освобожденным болгарам для самообороны, в случае отступления русских войск, семьсот трофейных винтовок, захваченных на турецком складе. И получил выговор от начальства «за превышение власти». Да и Столетов что-то важное недоговаривал о своем ополчении.

— Что происходит?! — с болью, страстно продолжал Цветан. — Царские высокие начальники стремятся превратить болгарское ополчение в подсобные войска. Хотят, чтобы мы только несли службу охраны и конвоя, выделяли проводников. И все! Нас вооружают французскими ружьями системы Шаспо. Патронов к ним почти нет, русские не подходят — и получается, что вооружены мы палками. Даже без штыков, а с тесаками, которыми только лягушек пороть. Я точно знаю, как противился главнокомандующий формированию нашей артиллерии, участию в больших, открытых сражениях. Боятся рождения самостоятельной революционной армии! — проницательно заключил он. — Чего стоит один ваш князь Черкасский? Ты знаешь, что он позволил себе с преосвященным Нафанаилом?

Всеми уважаемый благородный старец Нафанаил, когда русская армия была еще на румынском берегу Дуная, обратился к Черкасскому с предложением распространить среди болгар, томящихся под турецким игом, воззвание церкви: всеми силами помогать русским в их освободительной миссии. Сиятельный князь, приняв представителя преосвященного, надменно процедил сквозь зубы:

— Двести пятьдесят тысяч русских штыков не нуждаются ни в чьих воззваниях….

Посланец вышел от Черкасского со слезами на глазах и вскоре надолго слег.

…Нет, этой истории Бекасов не знал и, когда услышал ее от Цветана, подумал: «Вот что недоговорил мне генерал Столетов».

Возле палатки ротного раздались голоса. Вестовой разыскал капитана Бекасова и передал ему записку. Его батарее приказывали немедля идти под Плевну.

Купаров, оставшись один, продолжал думать о разговоре с Федором Ивановичем. Потом мысль его перешла к другому: «А где сейчас моя Гергана?».

Два года назад женился Цветан в Румынии на вдове — Гергане Велевой, пианистке, окончившей консерваторию, удочерил ее девочку Бистру. Гергана пышноволоса, ясноглаза, всегда весела. Собирала в Бухаресте на своей квартире революционеров, вышивала знамя четы, уходящей в горы. Когда началась война, стала работать сестрой милосердия в госпитале, оставив дочку у родителей.