Плевенские редуты

Конвойные вывели Русова во двор. В темноте медленно падал большими хлопьями снег. «Последний раз в моей жизни, — подумал Стоян, — завтра буду висеть на дереве. Я боролся, как мог. Мне не в чем себя упрекнуть».

Вдруг тугая волна повалила Русова на землю. Где-то совсем рядом разорвалось два снаряда. «Мой капитан послал», — опять мелькнула мысль о Бекасове. Потом еще снаряд, ударившись о мерзлую землю, рикошетом пошел низко над землей, сердито ворча. Закричали турецкие конвоиры. Один из них, наверное, был ранен, а другой вжал голову в землю. Стоян пополз в темноту. Кто-то схватил его за руку. Голос Марина зашептал:

— Ты можешь идти? Здесь, за углом, проходной двор.

Они рывком влетели в подворотню, упали на землю, поползли и опять рывком вскочили в соседний двор.

— Тебе есть, где спрятаться? — спросил Марин, заикаясь больше обычного.

— Есть, — тяжело дыша и еще не веря, что ему удалось убежать от смерти, прошептал Стоян, решив немедля, сейчас же, отправиться в обратный путь.

Раздались запоздалая стрельба, крики, ругань. Голос Арифа проревел:

— Упустили, негодяи! Хайваны![45]

И снова выстрелы. Русов пожал руку Марину:

— Спасибо тебе.

Они расстались. Марин шел быстро, почти бежал — скорее уйти от опасного места. Клеенчатое пальто не грело, а зимнее, с бобровым воротником, он вечером не решался надевать: башибузук стянет, потом ищи его.

«Кто знает, придут русские, может быть, и зачтут мне помощь», — подумал он, чувствуя себя героем.

Но тут же возникла опасливая мысль: «Как бы Осман и Ариф не заподозрили меня в соучастии. Лучше не возвращаться к своему негоцианту Филиппову, переночевать у Николы, а то спохватятся и пристрелят». У Николы вообще можно было пересидеть события. Правда, его комната пропитана запахом чеснока, но придется потерпеть.

Вдали огненные шары бомб прочерчивали небо светящимися дугами, и, казалось, дуги эти наступают на город.

* * *

Терять нельзя было и минуты. Русов миновал парк с повешенными, проник в развалины мечети и разыскал лаз. Путь обратно показался почему-то короче, может быть, потому, что уходил от смерти?

Дидо Васил встретил радостным восклицанием:

— Жив, внучек?

— Жив, жив.

Дидо накормил его горбушкой хлеба с луком, и Стоян отправился дальше. Река уже замерзла. Держась поближе к круче, где припадая ко льду, где проползая, проваливаясь по грудь в ледяную воду, Русов миновал турецкие аванпосты и вышел к своим.

Утром он стоял перед Радовым, а часа через три, в присутствии Артамонова, его слушал сумрачно, недоверчиво уставившись, Тотлебен.

— Значит, Осман-паша сам выдал тебе планы? — насмешливо спросил он, только умолк переводчик.

— Так, — покрутил головой из стороны в сторону Русов.

«Школа Артамонова, — с неприязнью подумал Эдуард Иванович, — на копейку сделают, на червонец фантазируют».

— Говори честно: Фаврикодоров тебе какие-нибудь схемы, чертежи передавал?

— Должен был… Но я не успел взять…

— Хорош разузнавай, ничего не скажешь! И сам мушир, дабы ты особо не утруждал себя, выложил все сведения?! И снаряд вовремя разорвался, и твой знакомец рядом очутился!. Не слишком ли напридумывал, рассчитывая на легкую награду?

Русов оскорбленно молчал. Что мог сказать он в свое оправдание, когда все действительно представлялось неправдоподобным. Но почему ему надо не верить?

— Похоже, что тебя следует посадить под арест, пока все не прояснится.

— Разрешите, ваше высокопревосходительство, — попросил Артамонов, — я возьму его пока к себе.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

1

В плевенской мечети-джамияте мулла исступленно взывал к верующим:

— Аллах разгневался на вас за то, что вы дружили с христианами, а некоторые имели даже христианских любовниц. Готовьтесь, не отчаиваясь и уповая на помощь пророка, испить чашу турецкого Севастополя…

Молчаливая, подавленная толпа притаилась в полумраке. Турки сидели на корточках, слушали, затаив дыхание. Да, надо идти вслед за войсками, вместе с ними вырваться из этого мертвого города. Такова воля Аллаха.

…Своих тяжелораненых турки оставляли в Плевне. Под вечер Осман приехал на болгарскую улицу. Подойдя к одной из клетушек, передал через переводчика изможденному болгарину:

— Не творите зло над ранеными, пусть умрут спокойно.

— Пусть, — пробурчал болгарин, сурово поглядев на пашу. Именно его сына повесил в парке этот человек.

Потом мушир вызвал к себе священника и городского голову чорбаджи Златана. Чорбаджи был растерян. Глаза из-под седой львиной гривы глядели жалко.

— Скажите своим, чтобы не трогали обитателей больниц.

— Их никто и не тронет, — скупо заверил священник, а Златан, подтверждая, поспешно закивал головой.

…Ночь на воскресенье выдалась студеной. К середине ее сотни повозок с турецкими жителями потянулись к реке, собираясь в лощине. Турки, попрощавшись с жильем, тащили за собой скарб, укутанных детей.