Плевицкая. Между искусством и разведкой

Русский Париж был еще и столицей эмигрантской культуры. Сюда перебрались все… Театры, оперные труппы Агренева, Славянского и Царетели. Духовная академия. Писатели Иван Бунин, Дмитрий Мережковский, Иван Шмелев, Борис Зайцев и многие, многие другие, царившие на литературном Олимпе в России, творили теперь здесь, создавали литературные кружки… Художники Коровин и Бенуа, знаменитый иллюстратор Билибин… Русский балет Дягилева, все еще не знающий себе равных, танцовщики Нижинский и Фокин, балерины Анна Павлова и Карсавина… Академическая группа с известными всему миру учеными. Популярные толстые журналы едва ли не в полном составе редакции, знаменитые критики Ходасевич и Адамович. Книжные издательства. Большие ежедневные газеты: "Последние новости" и "Возрождение" с десятками тысяч читателей. Создавались новые газеты и журналы, некоторые выживали, некоторые погибали, будучи невостребованными. Но, в общем, культурная жизнь кипела.

И политическая тоже.

Центральный штаб РОВСа расположился именно в Париже — на улице Колизе.

Борис Прянишников сам — монархист, член РОВСа, относившийся к белой эмиграции в целом с искренним сочувствием, и со столь же искренней ненавистью ко всем, кто хоть немного сочувствовал большевистским идеям — в своих мемуарах о работе в РОВСе, написанных еще в начале сороковых годов во Франции и опубликованных в США в 1968 году, восторженно писал: "Париж — город-светоч, столица державы-победительницы в Первой мировой войне, заплатившей за победу многими сотнями тысяч своих сынов. Город, воплотивший в себе великую французскую культуру, влиятельный в мире политический центр. В ранние двадцатые годы стал Париж столицей русского Зарубежья. Дореволюционная Россия предстала здесь во всем своем былом, но ущербном величии. Тут поселились Великие князья Дома Романовых, уцелевшие в вихрях великой русской смуты. Заседал возглавленный М.Н. Гирсом Совет послов, представленный известными во всем мире русскими дипломатами. Жили бывшие царские министры, сенаторы, члены Государственного совета, депутаты Государственной думы, деятели безвременно скончавшегося Временного демократического правительства, проигравшего Россию партии Ленина. Глубоко переживали эмигранты трагедию России, обвал многовековой монархии, гибель едва народившейся, хилой русской демократии. Кипели в политических страстях остатки разбитых большевиками политических партий — монархисты, кадеты, октябристы, социалисты-революционеры, меньшевики и иные. Бывшие сановники и генералы писали мемуары, обличая противников и соперников, укоряя в ошибках единомышленников и понося инакомысливших. С трагизмом в голосе все спрашивали: как все это могло случиться? Кто же виноват? Множество новых организаций — политических, общественных, культурных, научных, профессиональных, благотворительных и иных — возникло в русском Зарубежье. Самые важные были в Париже. Не дремали и ленинцы, обеспокоенные мощью и влиянием многочисленных эмигрантов. В их толщу они протолкнули свои организации, и первый из них был построенный на тоске по России Союз возвращения на родину. Русское Зарубежье — Россия в миниатюре, бережно и благоговейно хранившая все лучшее от России царской, хранительница ее культуры и духовных ценностей. У этой зарубежной России была своя безоружная, но крепко спаянная армия — Русский Общевоинский Союз, объединивший в своих рядах десятки тысяч белых воинов. В Париже и в провинции жили чины РОВСа крепко спаянными группами. Тосковали по покинутой родине, мечтали о свержении власти большевиков, жаждали борьбы с ними. Жили сперва беспочвенными надеждами на весенние походы. С каждым годом все больше и больше таяли эти надежды. Нужно было искать иные пути и способы борьбы".

Место Москвы для русской эмиграции занял Берлин — несмотря на волнения, сотрясавшие Германию на протяжении всей первой половины XX века и приведшие к захвату власти нацистами и Второй мировой войне, Берлин казался гораздо более спокойным, уютным и даже каким-то провинциальным — по сравнению с роскошным Парижем — так же как провинциальной казалась великая Москва по сравнению с блистательным чугунно-кружевным Петербургом. В Берлине селились те, кто изначально враждебно относился к монархистам, приветствовал Февральскую революцию — даже те, кто в Февральской революции участвовал, — но после октябрьского переворота бежал из страха быть ненароком раздавленным жерновами истории. Таким образом, "русский Берлин" стал столицей внутриэмигрантской оппозиции. Когда в Германии начались первые волнения, в которых уже опытные в вопросе революций русские эмигранты почувствовали дыхание надвигающейся грозы, многие из "бывших" поспешили перебраться во Францию — и были не так уж и не правы.

Глава 11 ВОЗВРАЩЕНИЕ К ЖИЗНИ

I