– Ведь только что отдохнули, блин! – проговорила Настя. И мы не стали ее корить за нехорошее слово.
Мы продолжили наш прерванный путь… Жизнь, кажется, прервалась! Тянулась ровно, а теперь пойдут “узелки!” Трамвай, дребезжа, с натугой, влезал на Литейный мост. Я вспомнил, как солнечным утром Настиного дня рождения мы плыли с Кузей на катере под этим мостом. Двенадцать лет прошло, а жизнь уже не узнать!
Только вошли в квартиру – телефон, звонки уже явно нетерпеливые!
– Алло! Вы куда пропали? – На весь наш скромный метраж зычный голос Кузи. – Мы уже тут извелись!
“Мы” – это их сколько?
– Хочешь с Тимом поговорить? – спросил я у Насти.
Прикрыв глаза, покачала головой.
– Эй! – окликнул Кузя. – А мы тут… сидим.
Это чувствуется. Про царский свой подарок, надеюсь, не забыл?
– Ну, – всхлипнул вдруг, – на отпевание завтра придете?
– Обязательно, – сказал я.
За одним несчастьем надо про другое не забывать!
– На отпевание, конечно, придем, но на похороны в Елово, увы, не поедем! – вздохнул я.
Теперь надо осторожней жить.
Сквозь стену я слышал, что они шептались в ночи, потом Настя (или мать – голоса их стали почти неразличимы) прошептала их фразу – пароль, придуманный еще в раннем детстве:
– Настька, чучело, маму измучило!
И они захихикали.
– Эй ты! Самоварная башка! Просыпайся! – Так весело Нонна будила дочь.
Сели на кухне.
– Ду! – бодро воскликнула Нонна.
Это такой у них с Настей язык. “Ду” – это значит “доброе утро. “Дг” – значит “договорились”.
– Ду! – бодро откликнулась Настя.
Зазвонил телефон.
– Это Тимка, наверно! – Настя весело схватила трубку. Выражение лица поменялось. Закатились глаза, и она опять повалилась!
Я поднимал ее на диван, Нонна схватила трубку.
– Дедулька умер! – всхлипывая, проговорила она.
Настю оставили лежать, а сами поехали. Похоронили удачно. Когда человек прожил, все закономерно. Другое дело – оставить там бабку. Ненормальность ее, прежде сдерживаемая дедом, бросалась в глаза. Поминальный стол, однако, сделала великолепный.
– Я поняла, Валерий, кто вы! – сказала кокетливо. – Вы шпион!
Взять ее к нам, конечно, заманчиво. Но с двумя “самоварными бошками” я не справлюсь!
Дома ждала нас мама. Приехала на похороны (долг прежде всего), однако чуть-чуть опоздала (домашние московские дела).
Настя с ней болтала на удивление весело. Про голову свою, естественно, не сказала.
– Настя у вас молодец! Как вымахала! – сказала мама весело, хотя “вымахала” Настя маловато. Подарила московский свитерок любимой маминой “энергичной расцветки”.
Сели пить чай. Мама, по своей всегдашней традиции, заехала на Невский, купила в “Севере” фирменный торт. Одно из незыблемых ее убеждений, что в Питере торты значительно лучше московских – это преимущество она нашему городу оставляет. И ее не собьешь. И вовсе не исключено, что по ее воле питерские торты действительно сделались лучше московских.
Потом она прилегла отдохнуть. Я уселся за стол. Должна хотя бы мать видеть меня за работой! “Жизнь удалась-2”. Но все мои органы чувств устремлялись уже на кухню. Вот где теперь мой “роман”! Нонна и Настя там о чем-то шептались (не расслышать), потом громче, но еще неразборчивей, потом стали приглушенно ругаться.
– …Но не при ней же! – донеслась весьма ценная реплика Нонны.
Значит, после отъезда мамы нас что-то ждет! И вряд ли что-то продуманное! И – перетянуло меня на кухню. Приезд мамы, все же моей союзницы, надо использовать для моей пользы, точнее, для нашей.
– Все! Занимайся ужином, – сказал Нонне, войдя. – А мы, Настя, поговорим.
Зашли с ней в гостиную, что посреди всех комнат.
– Слушай, Настя. Каникулы каникулами, но пора уже приступать к наукам.
– Слушаюсь, дедулька! – отдала честь.
– Я серьезно! – проговорил я.
Поза ее не изменилась.
– Произошло самое худшее…
Этим я ее как-то заинтересовал.
– Ты о чем, отец?
– Я об отметках, Настя! Вернее, о тебе.
Это ей показалось более интересным.
– Дед с огромным трудом дотянул тебя до троек! Это – все?
– В той школе – все! – произнесла она гордо.
…и большего они не заслуживают! – так надо понимать.
– Знаешь, Настя… Мы с тобой – копии!
Глянула заинтересованно: то есть вину я взял на себя?
– Нам с тобой неважно, что о нас говорят.
Подумав, одобрила мысль. Кивнула. Налаживается диалог!
– …Нам важно, что мы сами думаем о себе.
И на это кивнула. Такая трактовка ее устраивала.
– Но главное, мы не можем жить обычно, как все. Не дано почему-то. Однако именно такая, самая обычная, жалкая жизнь с твоими тройками тебя и ждет. От школы до старости. Тебя это устраивает?
Заметил, что в маминой комнате шорох разворачиваемых пакетов резко затих. Изумлена. Слушает. Настя тоже застыла. И “куриные” причитания измученной Нонны (палила курицу – так было принято тогда) тоже затихли. Слушают!
– Нет, – наконец произнесла Настя.
– Нам это не нужно – “как у всех”! Ты это уже, наверно, заметила?
Кивнула. Самолюбие у нее действительно гигантское – “как все” не согласна.
– Поэтому у нас с тобой только две дороги. Или вверх!..
Полная тишина в квартире.