Плясать до смерти (Роман, повесть)

— Я уже сказал тебе про Зеленогорск! — глянув из кабины через окошечко, ответил врач.

— Но такого вот... заслуженного... должны и в Сестрорецке принять, — жалобно произнесла медсестра, сидящая со мной рядом.

— Мой отец тоже был заслуженный, а умер в своей хатке, как пес! — рявкнул доктор.

Появился высокий ступенчатый дом (называемый в народе «бронтозавр») на берегу Разлива. Остался лишь один поворот...

— Ну всё! Я договорился! Бывай! — доктор «скорой» тряхнул мне руку.

— Спасибо тебе... ты настоящий мужик! — только успел пробормотать я, и он умчался.

Тем не менее после этого отец еще час лежал в накаленной солнцем, чистой и красивой комнатке приемного покоя, и никто не приходил за ним. Дежурная, не перестающая что-то деловито писать, на мои всё более нервные вопросы отвечала одно: «Вашего отца должен осмотреть главный врач и решить, что делать... но пока главного нигде не могут найти». За это время привезли и увезли шестерых — более молодых и, видимо, более нужных стране. Я понимал, что дело не в поисках главного — просто где-то там решается довольно существенный вопрос: брать или не брать? А если — «не брать»?.. Но жизнь всё же милостива — наконец явился огромный санитар, в майке и наколках, но зато с огромным крестом. Движения его были сильно затруднены алкоголем — он двигался словно против сильного течения. Так нынче выглядят ангелы. Я вдруг представил, как смотрел бы сейчас на него отец, если б мог, и как весело и точно потом бы рассказывал. Всего за какие-то пять минут санитар одолел упрямое пространство и подошел к каталке. Отец лежал с закрытыми глазами, закинув голову и открыв рот.

— Этот? — произнес ангел.

Я кивнул. Он взялся за ручки каталки и вдруг мгновенно протрезвел. Движения его обрели силу и четкость. Я еле поспевал за каталкой по коридору. Перед мутными стеклянными дверьми с надписью «Реанимационное отделение» он остановился.

— Вам дальше нельзя! — строго и официально произнес он.

Я посмотрел на отца. Подержал его за щиколотку. Вдруг он открыл глаза — взгляд сейчас был абсолютно сознательный. Он тянул ко мне ладонь. Я дал ему руку. Он подвел ее к своему лицу и поцеловал запястье. И закрыл глаза.

Я сидел в коридоре. Вдруг за дверьми раздался какой-то грохот: он мне даже знакомым показался. «Батя лютует?» Хорошо бы, если так.

Вышел знакомый, уже лысый доктор, который уже принимал нас тут (а точнее, не принимал). Еще отец почему-то решил, что это мой одноклассник. Он улыбался — что странно, вообще-то, при выходе из реанимационного отделения... но, мне кажется, я понимал его.

— Ну, ваш отец!.. — он восхищенно покачал головой. — Извините... ни один орган уже не работает... но — дух! Мы таких называем — «уходящие», и вдруг он спокойно садится, валит при этом стойку с капельницей и вежливо сообщает, что он должен «Идти на наряды»! Извините, «наряды» — это распределение сельскохозяйственных работ и техники? А то мы тут заспорили с коллегами.

— А вы что... знаете его?

— Да. Я сначала его узнал... а потом уж тебя. Не помнишь — Валька Спирин? На одной парте сидели!

Ну, батя! И тут оказался прав!

— Но вы... ты же кудрявый был!

— Ну... вот, — он шутливо развел руками.

— Но ты же петь хотел!

— Ну... вот.

Мы помолчали.

— Так что... извините — пришлось зафиксировать его! — снова переходя на официальные позиции, произнес он.

— В смысле — привязать?

Этого он не потерпит.

— Скончался. В двадцать два пятнадцать.

— ...А я тут навез всего!

В Комарово я по заливу возвращался. Шел неторопливо — теперь уже не надо спешить!.. На асфальте тряслась от ветра пена. Давно я тут не был! Сколько понастроили всего!

Я вошел в его комнату в городской квартире. Вдохнул его едкий запах. А он уже сюда не войдет. Чувствовал он это, когда уезжал? Я как его глазами смотрю... Открыл шкаф. Костюм. Рубашка. Галстук. Ботинки... Сумка — в другом шкафу.

Над столом было его фото: отец в полосатой пижаме (так ходили тогда) на крымской набережной. Через парапет летит длинная волна, насквозь просвеченная низким солнцем, — отец, смеясь, отворачивается и закрывается от нее ладонью.

11

В столе его нашел еще несколько листков.