Низкие лучи восхода освещали пар, прущий из навоза — улочки рынка кончались загонами для скота. Откуда здесь Колька? Зачем? Жора полез в узкую щель между сараями, на пути его появился загадочный джентльмен в белой манишке и бабочке:
— Дальше нельзя ходить!
Что там у них? Филармония?
Жора попер, однако за спиной джентльмена образовались совсем не джентльмены.
— Пошли вон отсюда!
И вдруг солнце, ползущее вверх по склону, словно погасло. Набухая, поднималась черная масса. Десант! Фашисты, бросая оружие, разбегались в стороны. Солнце теперь светило слева... Прожектор!
Черные форменки. Глаза, полные ярости. Бескозырки. Ленточки, как и положено в атаке, зажаты в зубах.
— ...Снято! — донесся голос Ухова.
— Костя! Валя! — крикнула Настька. — Сюда!
Костя, Валя в бескозырках смели с пути всех и вся.
— Вот! — указала Настя.
У черного сарая они сбили замок. Наши глаза постепенно привыкали к темноте. Колька лежал скрючившись на полу.
Жора резко поднял его, — но тот, с открытыми глазами, словно не видел.
— Ломка у него! — сказала Настя.
— Он... что у вас? — я с удивлением глянул на Жору.
— А ты только понял? — прохрипел он. Скомандовал Насте: — Машину найди!
Настя, кивнув, исчезла... А они, похоже, сработались! Дружная семья: кому — швыряла, кому — ширяла.
...На следующий день вся местная пресса писала: нападение русских моряков на местных жителей.
— Уезжайте, пока не... — Ираклий не договорил.
По пляжу уже ходили автоматчики в незнакомой форме, наводили дула: «Вставайте, уезжайте!» Поначалу им не верили, тетки кокетничали... Потом, говорят, гильз на этом пляже было больше, чем гальки.
В ночь перед отъездом мы с Настей и молчаливым Колькой пошли попрощаться с морем. Над рельсами сиял коридор светляков и чуть слышно шуршал. Мы хотели, набрав в грудь воздуху, пройти насквозь — но по рельсам ехало что-то страшное... Изваяния! На низких платформах сидели моряки, ехали мимо молча и неподвижно — в этом живом, щекочущем лапками огне пошевелиться жутко! Вот один усмехнулся, что-то сказал — и это было как сон!
Наутро мы уезжали своим ходом — в поездах мест уже не было. Настя ехала с нами и с Уховым, Колька — со своими. Я так рассадил!
Вдоль улиц стояли пятнистые военные грузовики.
— Ну ты даешь, Настька! — я пытался ее взбодрить. — Где ты — там сразу катавасия!
Она усмехнулась. Ей, похоже, понравилась такая оценка ее возможностей...
Глава 7
И не хотелось ее разочаровывать. Но — по возвращении они снова двинулись в Петергоф.
— Но как же вы там будете? — спросил я, провожая их. Главное, непонятно, что она собирается сделать с Колькой, с которым даже бандиты не справились и заперли на замок!
Наверное, разумно им было пока учиться, но они уже, видимо, считали себя большими людьми, и ни разу об учебе речь не зашла — лишь о гигантских творческих планах. Особенно уверенно разглагольствовала Настя: откуда взялось?
И вот мы стояли на платформе, у электрички на Петергоф, и расставались, быть может, надолго.
Бледный Колька стоял рядом с Настей с тем же обшарпанным чемоданом, с которым мы когда-то перевезли Настьку от деда с бабкой, полные надежд. И вот она, с тем же чемоданом, с которым Петергоф покидала, теперь возвращается. Чего добилась? Разве что к чемодану добавился Колька — не только «недопеченный» актер, но еще и...
— Может, останетесь?
Настя покачала головой.
— Справитесь? — с большим сомнением спросил я.
— Это наши проблемы! — рявкнула Настя.
...Но что она могла предложить? Только свою непонятную уверенность! Увезла Кольку в Петергоф, где нет ни театра, ни студии, ни даже, по-моему, самодеятельности. Увезла только потому, что там она полная хозяйка и наконец получит возможность командовать бесконтрольно! Настя, кажется, решила, что она одна воспитает Кольку, без института и театра. А заодно и себя? Нет, себя она и так считает мэтром. Вот только с чего?!
Когда бы я туда ни звонил, они были дома. Однако назвать этот дом мирным было нельзя. Бабку упаковали, но микроб безумия поселился там.
— Да! — Колька трубку не брал, а срывал. При этом в его голосе слышалась и отчаянная надежда: а вдруг Голливуд?!
— Здорово, Никола! Ну как вы там?
— Спрашивайте у вашей дочери! — истерически орал он и с грохотом кидал трубку на стол. И долгое время ее никто не брал: они «беседовали» друг с другом! Да, непохоже на влюбленную пару! Зато однажды я вдруг услышал в трубке заливистый лай двух собак. Что это еще за аллегории?
Голос Насти, взявшей наконец-то трубку, был сух, даже строг. Но я-то уже знал: чем спокойнее говорит она, тем больший ужас творится.
— Да, отец! Говори скорее. Мы заняты!
Это — занятие?
— У вас что... собаки?
Настя вздохнула, и вздох этот означал: господи, совсем отец выжил из ума, нечем заняться!
— А-а! — как бы вспомнив про такую мелочь, сказала она. — Это приятели попросили нас присмотреть, пока они за границей.
— Сразу двое?
— А что такого? У нас много друзей!
Боюсь, что собак больше.
— Она всё врет! — Колька выхватил трубку. — Она сама, пьяная, этих псов приволокла, сперва одного, потом другого! Теперь все трое, вместе с ней, меня тут грызут!