Плясать до смерти (Роман, повесть)

— И тогда мы встали вокруг костра, держась за руки. И поклялись друг другу, что всегда будем вместе и всё у нас будет тип-топ. И так у всех и вышло. Поднялись! Теперь, правда, кто где. Но друг друга не забываем...

Одну, правда, забыли. Причем — прямо здесь!

Вернувшись, я сидел вяло. И Настька грустила. Не зашел, значит, и не зайдет.

Потом вдруг внимание привлек некий гвалт. Кузя орал.

— Вон отсюда! Вместе с друзьями твоими!

Алла что-то говорила, заступаясь за Тима.

— И ты тоже уезжай!

— Ну и хватит! Отдали, как говорится, долг! — заговорил Тимин приятель. — Поехали из этой халабуды! Есть тут какое-нибудь приличное место?

— Найдем! — четко ответил Тим. — Ну, мама, пока! Рад был тебя видеть.

Хорошая формулировка для «мастера слова»!

Стали, брякая и стуча, собираться.

Настя, опираясь на палку, поднялась. Стояла, высчитывала. Лицо ее покраснело. Решилась. Время! Пошла, пришлепывая, как галошей, ступней. Решилась на очередное сверхусилие. Уж лучше б она не делала их!

Картинно опираясь на палку, встала на скрещенье тропок в снегу. Разъяренный Тимка наткнулся на нее, как на дополнительное, к его досаде, препятствие.

— А-а, — поднял очи. — Привет... Это ты?

— Не узнаешь? Привет, Тимчик! Не навестишь старую подругу? Есть деловое предложение! — добавила игриво, кивнув в сторону террасы. — Посидим, покурим.

— Я не курю.

— Ну, я жду.

Настя, тучная, расплывшаяся, опираясь на палку, пришлепывая «галошей» и вовсе не смущаясь этого (не соображает, что ли, совсем?), тяжело, со скрипом досок, поднялась на крыльцо и, кокетливо оглянувшись, вошла.

— Чего тут? — К Тиму подошли стильные друзья в модных отрепьях.

— Тс-с! — Он приложил палец к губам. — Соседка! Всё... Считайте меня коммунистом!

...Недолго им был. Через минуту выскочил, как ошпаренный:

— Быстро отсюда!

Чем она его так? Собравшись с духом, вошел. Теперь всё приходится делать, собравшись с духом.

— Всё, Настенька! Хватит тут время терять, поехали! Много дел! — быстро ее затолкать, затыркать, отвлечь.

Лицо ее морщилось беззвучным плачем.

— Оставьте меня все! — закричала Настя. — Мне не нужен никто!

Дав ей время успокоиться, обошел дом. Но и друзья наши оказались расстроены. Успокаивать еще и их? Заглаживать еще и это? Заглаживатель!

— В Малагу к себе даже не позвал! — жалилась Алла.

— Ты успокаиваешь меня?!

— Нет. Расстраиваю себя. Испортили ради них свою жизнь! И абсолютно напрасно!

Тоже соскочила с нервов! Лучше бы не говорила этого у тонкой стены, еще Настька услышит, из-за кого мы испортили свою жизнь. Приложил палец к губам. И сразу метнулся — проверить.

Настька вроде немного успокоилась. Наверно, не слышала. Но слезы извилисто текли по ее щекам. Шмыгая носом, стала собирать вещи: свитер, рубаху. Мы ведь здесь долго хотели прожить!

Зашел проститься с хозяевами. Настька плакала — не пошла.

— Извините, коли что не так! — поклонился.

— Что «не так»? — разозлилась Алла. — Этот крест (кивнула на перегородку) — единственное, что человеком делает тебя!

Настю в таких чувствах в электричке не надо везти. Поэтому прогулялись, чтобы успокоиться, прошлись «по историческим местам». В последний раз? Дохромали до Щучьего озера. Увидим ли еще? Тут, у озера в лесу, еще ясно более-менее, какое время года на дворе, в центре поселка это уже трудно понять. А тут снег, глубоко проткнутый каплями. Зима. И где-то даже уже весна. На самом берегу стояли сани-розвальни, раскинув оглобли. Сено чуть сгнившее, но уже разогретое. С отчаянием кинулись в него, долго лежали, грели на солнце лица, дышали. Где оно еще, счастье, как не тут?

— Ну всё, папа! Пойдем!

И из света сразу шагнули во тьму.

Глава 10

— Настька! Ты что? Опять?

Это я теперь чую! Сама звонит — и молчит. В трезвом виде она себе не позволяет так страшно молчать.

— В чем дело, Настя?

«В ком» дело, я конечно, понимаю. Вопрос риторический. Всё дело в этом Тиме, который так жестко с ней обошелся. Ну и что? Жизнь на нем не замкнулась. Но ей этого достаточно, чтобы...

— Б-бабулька умерла!

— Откуда ты знаешь?!

— Позвонили.

— Надо ехать?

— Похоронили уже ее! — заорала, будто я виноват.

Да. Бабка сажала ее на колено, подкидывала: «Зо-ля-той ты мой!» Повод, как говорится, святой! Да у нее все поводы святые, других просто нет. Мчаться по очередной тревоге? Но у меня, как мне кажется, рукопись на столе? «Жизнь удалась-2»! И если я ее не «выпишу», значит, не удалась!

— Настя! Колька тут?

— Он идиот, папа!!

«Сама-то ты, — хотелось крикнуть, — как обращаешься с людьми?!» Но нельзя, наверное, дополнительно травмировать? Защищенная горем! Прием отработанный. Теперь может творить что угодно! И я могу творить что угодно!

— Хватит. Настя! Соберись!

— Тебе вообще всё безразлично! — закричала.

Да. Теперь — безразлично. Иначе — пропадешь.

Разорвешься без всякого толку! Положил трубку. И ни на какие звонки больше не реагировал.

Позвонил сам, во второй половине дня, когда окончательно расчухал, что «Жизнь удалась-2» ну никак не идет!