Пляска фэйри. Сказки сумеречного мира

Крюк шагал обратно по лесной тропинке. Тени сгущались, а в голове у него царил хаос. Даже если представить, что феи вообще существуют… как можно заставить исполнить желание ту, кого ты даже не видишь? Может, попробовать организовать какую-нибудь опасность, а потом спасти фею от нее? Или просто взять в плен и принудить силой?

Разум его поднаторел в заговорах и стратагемах, но сегодня Крюк чувствовал себя так, будто ползучий паралич, давно и коварно подбиравшийся к нему, наконец, настиг свою жертву и сжал в когтях. Он честно попробовал уцепиться хоть за какую-то практическую идею. Может, устроить оползень? А что если взять птичий клей? Или приманку? На что обычно ловятся феи?

Справа от тропинки, всего в нескольких футах валялась коричневая бутылка с пробкой. Внутри плескалась какая-то золотистая жидкость. Крюк потянул носом и вроде бы даже уловил слабый запах забродившей патоки. «Неужто ром?» – подумал он про себя. А что, команда вполне могла использовать специальные средства для поднятия боевого духа.

Он сошел с тропинки, сделал пару шагов, с треском проломился сквозь настил из пальмовых листьев и рухнул на дно ловушки на пирата, которую Потерянные Дети закончили копать всего час назад. Привязанный к согнутой ветке колокольчик у него над головой принялся бешено трезвонить, и вскоре целая стая паршивцев ссыпалась откуда-то сверху, окружила яму и с интересом уставилась на новую добычу. Крюк заметил среди них несколько девочек – и в их победоносных взглядах не было ни тени жалости. Главарем, разумеется, выступал парнишка с волосами торчком, которого Крюк изловил раньше.

– Вы посмотрите, что у него на голове! – провозгласил тот, показывая пальцем. – Я вам говорил, он на девчонку похож. И вот эта хреновина типа пальто, которая на нем. Вы в курсе, что всякий раз, как они сражаются, Пит скармливает его крокодилу, так что чувак потом воскресает прямо из крокодильей рвоты? И еще эти отстойные усы. У тебя, что, гусеница сдохла прямо на роже, тупила?

Крюк вынес все это и еще много чего другого. Говорят, нет ничего веселее и жизнерадостнее беззаботного детского смеха. Зато когда дети смеются над тобой… о, вряд ли сыщется пытка мучительней и крушенье сердечных надежд оглушительней, и едва ли какая радость так живописно обратится отчаянием, как у тебя.

Вот поглядите, к примеру, на человека, ловящего такси на запруженной машинами улице. Он с приятностью уверен в безупречности своего выходного костюма, в тщеславной дороговизне пальто, в победоносном взлете акций. Он предвкушает триумфальное возвращение в милый дом к любящей жене. И вдруг прямо у себя за спиной он слышит до крайности неприятный звук. Боковым зрением он замечает, что рядом в кого-то тычут пальцем, язвительно при этом смеясь, а миг спустя понимает, что мишенью веселья стал не кто иной, как он сам. Дух его со свистом пикирует с высот в тартарары, даруя неописуемые ощущения. Все его самодовольство мигом испаряется. Где-то он промахнулся, где-то дал досаднейший сбой. Уж не собачье ли дерьмо прилипло к ботинку? Или на спине у него висит бумажка со словами «Пни меня»? И вот он уже не капитан могущественной индустрии, а несчастный напуганный мальчик, который ни о чем другом сейчас не мечтает, кроме как помчаться с ревом домой, забиться в кровать и плакать, плакать, плакать.

Вот это-то и случилось с Джеймсом Крюком. Закончив потешаться над ним, дети принялись кидаться палками и комьями грязи. К счастью крупных камней поблизости не оказалось, и на том спасибо. В конце концов и от этой физкультуры они устали и разлетелись. Последнее, что услышал от них Крюк, было:

– Погоди, вот вернется Питер! Уж он с ним разберется!

Вечерние краски постепенно угасли, и на остров спустилась настоящая ночь. Несколько любопытных звездочек заглянули за край грязной ямы, дивясь, что это за человечья куча валяется там, на дне, поминутно содрогаясь. Прошло еще немного времени, и месяц начал свое восхождение на небо.

Много, много позже звездам показалось, что человек вроде бы что-то сказал, но они были звезды, а, значит, находились слишком далеко от него и ничего толком не расслышали. А сказал он – ни к кому в особенности не обращаясь, кроме корней и деревьев, и ночных тварей вокруг – вот что:

– Ну почему мне всегда приходится быть плохим парнем?

Прошло еще немного времени. Когда луна миновала верхушку своего еженощного пути и двинулась потихоньку вниз, он снова что-то воскликнул, и на сей раз так тихо, что сама земля почти ничего не разобрала.

– Почему мне все время приходится быть взрослым?