Пляска фэйри. Сказки сумеречного мира

Позже, лежа без сна и глядя на мир сквозь сомкнутые веки, пират понял, что кругом стало как-то светлее. Скоро настанет день, и он окажется предан на милость врага. Когда ты все равно постоянно играешь злодея, в проигрыше особого позора нет. Вообще-то от тебя именно это и ожидается. Но не суметь даже дать врагу приличный бой – вот это непростительно. Питер станет его презирать, это уж как пить дать, а может и еще того хуже – пожалеет, и вот этого Крюк уже, скорее всего, не вынесет. И что ему теперь остается, крепче держаться за саблю и готовиться дорого продать свою жизнь? Или не долго думая покончить со всем при помощи крюка?

– Человек, – раздался тихий голосок где-то рядом. – Почему ты плачешь?

Крюк перекатился на другой бок и открыл глаза. Свет в яме шел от крошечного создания, умостившегося на древесном корне, – ростом не выше последней фаланги капитанского большого пальца. Создание, казалось, было сделано из чистого света, и поначалу Крюку даже больно было на него смотреть. Он сощурился, глаза понемногу привыкли, и вот уже пират смог рассмотреть тоненькие черты. На фее красовалось что-то переливающееся и узкое, почти до колен, а тельце было такое хрупкое, что казалось бесполым. Синяя чашка колокольчика сидела на волосах под лихим углом, будто шляпка. Крюк попробовал было сосредоточиться на лице, чтобы получше его разглядеть, но оно было такое маленькое, и большую часть, казалось, занимали сияющие глаза… так что тонкий нос и малюсенький рот были едва видны.

– Человек, почему ты плачешь? – повторила фея, немного недовольно на его вкус.

Голос ее звучал в точности как если потрясти связку маленьких золотых колокольчиков. Крюк покачал головой и закрыл глаза обратно, но когда снова открыл, фея никуда не делась.

– Динь-Динь? – прокаркал он сквозь растрескавшиеся губы. – Как так вышло, что я тебя вижу?

Фея откинула головку и рассыпалась жемчугами смеха.

– Да, Джеймс Крюк, я – Динь-Динь. Ты меня видишь и понимаешь, потому что я так хочу. Почему ты плачешь? Ты потерял свою тень?

– Я потерял свой путь, – сказал Крюк, подумав немного. – А его отыскать куда труднее, чем тень. Ты можешь помочь мне в поисках?

– Нелегкий выдался денек, да? – крошка сунула микроскопический палец в уголок рта и на мгновение склонила головку набок. – Да, думаю, я смогу тебе помочь. Но только не здесь.

Она огляделась и сморщила носик.

– Ну почему тебе непременно надо было пойматься в такое неприятное место? Какая глупость. Ступай за мной.

Она развернула сверкающие крылышки и трижды облетела вокруг его головы, описав восходящую спираль, а потом прянула прямиком в усыпанную звездами ночь, оставив позади шлейф блесток. Почти машинально Крюк протянул следом левую руку, пальцы его сомкнулись на звездном свете. Фея исчезла, а он рухнул на дно ямы, не веря и не доверяя. Значит, и она тоже явилась только посмеяться над ним?

Кстати, что она сказала в конце? Ступай за мной? Но это же невозможно… если только…

Что там говорила Тигровая Лилия про пыльцу с крыльев феи?

Крюк вскочил. Он снова воздел руку и попробовал чуть-чуть подпрыгнуть, но тщетно – сила тяжести упорно держала его в плену. Лили сказала что-то еще… Счастливые мысли? Какие у него есть счастливые мысли? Ох, и глубоко же придется копать, чтобы найти хоть одну.

Но, кажется, что-то все-таки попалось. Солнечный день, зеленое поле… нужно защищать воротца, а в руках у него короткая бита. «Никогда, никогда не подводи своих, Джеймс». Он крепко вцепился в воспоминание, потянулся… запах травы… Когда капитан открыл глаза, земля внизу валилась куда-то прочь, а он был свободен – свободен, как птица, как сон.

Крюк всегда знал, что хотя бы отчасти ненавидит Питера за то, что мальчишка умеет летать. Такова человеческая природа – завидовать богатым, а Питер был богат. Всеми богатствами, какие действительно имеют значение: вечной юностью, абсолютной самоуверенностью, и в довершение всего еще и этим проклятым даром, рядом с которым прочие богатства – ничто! Но сейчас печаль и ненависть остались где-то далеко внизу, вместе с силой тяжести – а он летел. И чувствовал себя так, будто теперь может зацепиться крюком за лунный луч и скользить по нему, куда ему только заблагорассудится.

Кстати, о лунных лучах. Впереди, вдоль того, по которому он летел сейчас, виднелась искорка света – это могла быть только Динь-Динь, и она все еще указывала дорогу. Крюк поднажал, и холодные звездные ветры защипали его за уши, а воздух сделался разреженным и бездыханным. Только тогда он понял, куда направляется фея.

Месяц в небесах был действительно месяц – он в свой срок толстел и худел, но совсем не походил на шар, вращавшийся где-то между светом и тьмой. Нет, он походил на уютный гамак и сиял ярче, чем Динь-Динь, чем все звезды кругом вместе взятые. Звезды, осознал Крюк, пролетая мимо, которые были размером и яркостью примерно с каретные фонари – и у них были лица, и они поворачивались ему вслед, провожая взглядом.