Пляска фэйри. Сказки сумеречного мира

– Послушай, Золотой, а ты когда-нибудь встречал моего отца?

– Да.

– Какой он был?

– Трудный вопрос, Совенок. Он всегда был разным – с каждой женщиной становился другим, смотря чего она хотела. Но однажды он побывал у меня в гостях в перерыве, когда не принадлежал никому, – и то был единственный раз, когда я увидел его без волшебной личины. Я угостил его чаем и фруктовым хлебом.

– Какой он был? – повторил я свой вопрос.

– Очень молодой.

– Учитель! Я спрашиваю, какой он был?

Золотой рассмеялся.

– У меня было к нему столько вопросов! Кто он? Откуда он пришел? Почему мертвый король выбрал в отцы нашим детям именно его? Почему он на это согласился? Может, этот юноша отличался неуёмной похотью, только и всего? Неужели только это и требовалось от того, кому выпала честь породить для нас новое поколение? Обладал ли он хоть какими-нибудь достоинствами, которые мог передать своим детям? Тогда еще ни один из вас не родился, но трое были уже на подходе. А твоего отца я с тех пор так и не видел свободным.

– Но какой…

– Я застал его во дворце, когда только подошел к концу его срок с Вороной. Я видел, как она обняла его, поцеловала на прощанье и оставила в общем зале. В волосах у него было черное перо – ее подарок. Для нее он был темноволосым, высоким и сильным, с серебряными глазами. Она коснулась его щеки и ушла, а он переплавился.

– Переплавился… – повторил я.

– Прежние черты словно растаяли, и он стал таким, как прежде, до того, как это все началось. Я увидел юношу не намного старше тебя, кареглазого, с каштановыми волосами, красивого, но не такого интересного, как иногда бывают люди. Выглядел он… в общем, как многие и многие другие из его племени. Казался усталым и печальным. Я отвел его к себе, налил ему чаю и стал за ним наблюдать. Пока он не отведал моего фруктового хлеба, руки у него тряслись. Все те вопросы вертелись у меня на языке, но в итоге я так ни одного и не задал.

Я лежал и молчал. В конце концов Золотой заговорил снова:

– Кипрея уже искала его – и нашла у меня. Села за стол, подождала, пока он допьет чай. Он поблагодарил меня, потом повернулся к ней, улыбнулся и превратился в здоровенного верзилу, шире меня в плечах, беловолосого и с бородой до пояса. Ее глаза вспыхнули восторгом и затуманились. Она тут же увела твоего отца, и целых три месяца я его больше не встречал, а когда встретил снова, он уже был с Ячменной – а та превратила его в стройного и золотовласого менестреля.

– А каким он был для моей матери?

Золотой почесал нос и внимательно посмотрел на меня.

– Волосы у него были черные и густые, как у тебя. А глаза – желтые. Как у тебя.

У моей матери волосы были перечно-красные, а глаза – оранжевые. Я – один из немногих в своем поколении – не походил на мать и давно уже задавался вопросом, откуда у меня такая масть, но так и не спросил. Никто даже не намекал, что я похож на человека. На самом деле я немного смахивал на Выдру, приятеля моей матери.

– Выходит, я выгляжу как личина моего отца?

Быть не может! Чары меняют внешность, но не семя.

– Те из вас, кто не похож на матерей, выглядят такими, какими ваши матери желали видеть отца.

О подобной магии я слышал впервые.

– Откройся своему наследию, Сова.

Какому наследию? Той личине, под которой отец был с матерью, или его настоящему лицу? Я закрыл глаза и потянулся к той бледной переливчатой нити, что лежала вдоль позвоночника и досталась мне от отца.

Прежде я думал, что это лишь малая часть меня, на которую можно не обращать внимания. Но стоило мне открыться, как она пустила побеги и оплела меня всего целиком. Тонкие, ласковые лучи тепла пронизали тело. Я почувствовал, как смещаются и меняют форму внутренние органы. Кожа лица напряглась, кости черепа сдвинулись. Кончики ушей зачесались и съежились.

Тут меня посетила запоздалая мысль: а вдруг эти перемены настолько глубоки, что я забуду, как вернуть себе прежний облик? Превращениями в животных управляла куда более сильная часть моего наследия – материнская. И хотя в теле все менялось до неузнаваемости, основа сущности оставалась неизменной.

Последние волны перемен прокатились легкой щекоткой по ступням, ладоням и животу. Я продолжал лежать с закрытыми глазами, прислушиваясь к ощущениям.

Воздух как будто стал холоднее, а запахи ночи – слабее прежнего. Звуки тоже казались приглушенными. Наконец, я открыл глаза – и обнаружил, что ночь стала совсем темной, темнее, чем когда-либо. Меня окружали тени, а я теперь слишком плохо видел в темноте, чтобы разглядеть, что их отбрасывает.

– Золотой? – прошептал я.

Вырвавшись изо рта, воздух застыл облачком. И голос был странным на вкус. Прежде я мог сказать что-нибудь так, чтобы это тотчас же стало правдой, – а теперь этот дар исчез.

– Я здесь.

Он навис надо мной огромной тенью. Ужас пробрал меня до костей – внезапный и не подвластный разуму. Золотой раскрыл ладони, и лучи желтого света ударили из них во тьму. Я старался унять бешено бьющееся сердце. Это мой учитель. Он не причинит мне зла. Мало-помалу я вспомнил всё – и поверил.