Пляска смерти

Подошла к нему, обняла, и он вдруг свалился мне в руки, мы оба рухнули на пол. Натэниел цеплялся за меня, рыдая, и мне оставалось только тонуть в ванильном тепле его волос. Мика стоял над нами и смотрел на нас.

Ложь это была? Но я не ощущала ее ложью. Мужчина у меня в руках был настоящий, и слезы его тоже. Мысль, что я могу отвернуться от него из-за такой… мелочи, разбила его сердце – ну, надломила, скажем. Мика уже сказал: мы знаем, что в начале всего этого был ardeur. Не так же ли я знала, что ardeur был и в начале нашем с Натэниелом? Если бы не было мне нужно питать ardeur, я бы никогда не позволила Натэниелу ко мне переехать. Никогда бы не стала с ним спать, в одежде и странно-целомудренно, питаясь от поцелуя, прикосновения, но никогда – от его разрядки. Никогда бы я такого не сделала, не будь мне нужно кормить ardeur. И не влюбилась бы в него, если бы ardeur не поставил его у меня на пути.

Я обняла Натэниела и протянула руку Мике. Он улыбнулся, подошел ко мне, к нам, опустился на колени, обнял нас обоих. Натэниел зарыдал сильнее. Я обнимала их обоих изо всех сил. Мика поцеловал меня, я ответила на поцелуй – вкус его губ для меня был вкусом секса. Всего лишь поцелуй, а у меня все тело отреагировало. Руки Натэниела легли мне на груди. Это я их научила, что единственный способ заставить меня прекратить ссору – это секс, или же ardeur предписал, что секс – наше средство исцеления? Вопрос о курице и яйце, и я бросила о нем думать, поглощенная ощущением рук и ртов у меня на лице, на шее, на теле.

Мы слизнули слезы с лица Натэниела, и где-то посреди всей этой близости я отбросила сомнения. Беспокоиться будем потом. А сейчас ничего не было важнее, чем прикосновения этих двоих.

Мы оба оторвались от поцелуя набрать воздуху – и услышали запах льва. Мика зарычал.

Это был Ноэль, стоящий на четвереньках. Лбом он прижался к каменному полу, руку протянул в нашу сторону. За ним рухнул на колени Тревис, нянча сломанную руку. Он тяжело прислонился к стене, и тут мне впервые пришла мысль, что сломанная рука может быть не самым худшим его повреждением. Оборотни – народ крутой. Я же даже не спросила, не сломано ли еще что-нибудь. Даже не спросила, что именно сказал доктор. Они были для меня просто еще одной мешающей проблемой. Еще один кувшин крови на алтарь ardeur'а и моего зверя.

Я посмотрела на Мику.

– Я согласен со львами. Хэвена брать не стоит.

Я повернулась к Натэниелу. Он улыбнулся:

– Я согласен с Микой. Хотя Жан-Клод или кто-нибудь должен будет тебе помочь не привязать их к себе полностью.

– Согласна, – решила я.

И повернулась к Жан-Клоду:

– Как нам это сделать?

– Я могу помочь тебе не использовать ardeur так глубоко, но не знаю, смогу ли управлять живущим в тебе львом.

– Я смогу.

Это сказал Огги. Он надел длинный черный плащ, и от ширины своих плеч казался квадратным, а голова – слишком маленькой для такого тела. Подол плаща растекся по полу, потому что, очевидно, вампир, одолживший ему плащ, был на фут выше. Плащ точно выглядел заемным, каким и был, но за спиной Огги стояли Октавий и Пирс, и они уж точно заемными не были. Они смотрелись весьма уместно.

И двое охранников у них за спиной смотрелись более чем уместно. Был отдан приказ, чтобы у Пирса и Хэвена было четыре охранника. Интересно, при Хэвене, лежащем без сознания, его двое остались? Наверное.

– Я хочу, чтобы это получилось, Огги, если это возможно, – сказала я. – И мне нужно твое слово, что ты мне это не испортишь.

– Скажи мне точно, в чем ты хочешь, чтобы я поклялся, Анита.

Лицо у него было пустым, побледневшим от сосредоточенности. Глаза стали большими и еще даже темнее, как небо перед тем, как почернеть на ночь.

Я подумала и посмотрела на Жан-Клода:

– Поможешь мне сформулировать?

– Я могу только повторить просьбу Огюстина, ma petite. Скажи, в чем ты хочешь, чтобы он поклялся.

– Я всерьез хочу попытаться привязать Ноэля. И не хочу, чтобы Огги вмешивался, но еще я не хочу привязывать Ноэля так, как привязала Мику и Натэниела. Я хочу увидеть, нужны мне просто львы, или львы Огги особенно вкусны для меня.

– Если мои львы вкуснее, это может быть не потому, что они мои, а потому что твоя сила ищет что-то более доминантное, чем вот это вот на полу на четвереньках. Я думаю, что ваш Рекс, опасаясь дать силу сопернику, послал тебе такую пищу, которую твоя внутренняя львица ни за что не примет.

– Моя внутренняя львица, – сказала я презрительно, хотя стоять на коленях перед возвышающимся над тобой мужчиной – не очень удачная поза для таких интонаций.

– Пусть внутренний зверь, – сказал он ровным голосом, и на лице его ничего не отразилось. Наконец он стал себя вести, как все старые вампиры, которые мне в жизни попадались. Кто тут настоящий Огюстин, покажитесь, пожалуйста.

– А львы более склонны хотеть доминанта? – спросила я.

– Я думал, ты о них читала, – ответил он.

Я подумала, потом кивнула головой: