Пляска смерти

Меня радовало это ощущение руки, скользящей вверх и вниз по бархатному мускулу. От него у меня глаза закрылись, спина выгнулась в предвосхищении. Когда глаза снова навелись на резкость, я посмотрела на Жан-Клода. Он стоял на коленях там, где я его оставила, на расстоянии прикосновения, но никого из нас не касаясь.

– Я хочу играть с ними, а ты чтобы был у меня во рту.

Он посмотрел на Мику и Натэниела:

– Никто не возражает? Потому что для позиции, которую просит Анита, я буду вынужден встать очень близко к вам двоим.

Я сжала мужчин посильнее – так, что у них тоже глаза закрылись.

– Non, ma petite, так нечестно. Отпусти их на минуту, чтобы они могли ответить без твоего столь убедительного прикосновения.

– Прости, – пробормотала я, сложила ручки на животе и стала вести себя прилично.

Мика сглотнул слюну так, что даже слышно было, и кивнул:

– Меня устраивает.

Натэниел улыбнулся своей улыбкой ленивого кота, которая бывала у него во время секса. Обычно это значило, что он собирается предложить что-то такое, чего я никогда не делала, или мы с ним не делали, или же высказать какое-то наблюдение.

– Интересно будет посмотреть, как она сможет сосредоточиться на нас всех троих одновременно. Я оцениваю это в восемь баллов трудности.

Я посмотрела на него, прищурясь:

– Ты хочешь сказать, что до сих пор мы ничего не пытались сделать, требующего искусности больше восьми баллов?

Он пожал плечами:

– Не забывай, я одно время занимался этим профессионально. Десятка на этой шкале – такие вещи, о которых тебе даже лучше не знать, что они возможны физически.

Хотела я было спросить «что, например?», но решила, что он прав. Наверное, лучше мне не знать.

– Попробуем, – сказала я.

Жан-Клод не стал спрашивать второй раз – просто залез на меня сверху, его ноги оказались на моих плечах, и он сидел прямо перед моим лицом, то есть в той позиции, в которой я хотела. Руками я водила по телам двух остальных. Первым повернулся набок Натэниел, вслед за ним Мика. Так мне будет удобнее, потому что скоро мои движения будут ограничены.

Их я обхватила руками, голову подняла скользнуть ртом по телу Жан-Клода. Он был все такой же маленький, расслабленный и деликатный. Всегда меня поражало, как такая маленькая штучка может стать такой большой. В моем теле ничего такого не было – может быть, поэтому это меня так захватывало. Мне нравилось ощущение, когда мужчина совсем мягкий. Сейчас, пока я не поделюсь кровью, я могу катать его во рту, засасывать целиком. Обычно я пыталась взять в рот и тестикулы, но сейчас у меня руки были заняты, и я не решилась. Слишком тонкая это работа, чтобы рисковать, когда я не уверена, что смогу на этом сосредоточиться.

Я водила руками вверх-вниз по Мике и Натэниелу и сосала Жан-Клода, втягивая его сильнее и быстрее, снова и снова, радуясь, что могу взять его целиком без труда. Здесь все дело было в ощущении – я могла его катать и перекатывать, сосать губами и языком, и делать такое, чего никогда не смогла бы, если бы он стоял.

Жан-Клод вскрикнул, вцепившись руками в темное дерево спинки кровати, и я закатила глаза, чтобы увидеть выражение его лица. И по этому выражению поняла, что ощущения почти непереносимые.

Я нашла ритм для них для всех, но это был ритм сосания: быстрый, резкий, быстрее некуда, снова и снова. И в том же ритме я дергала руками по Мике и Натэниелу, резко, сильно и быстро, снова и снова.

Мика поймал мою руку:

– Остановись, а то я сейчас кончу. – Он сжал мою руку, будто я сделала какое-то движение, чтобы продолжать. – Анита, прошу тебя.

Я посмотрела вверх на Жан-Клода. Он закрыл глаза, ссутулил плечи, тело его содрогалось надо мной, и я поняла, что он наслаждается этим нахождением на грани между «лучше всего на свете» и «слишком». Наверное, он бы ничего не сказал, он бы позволил мне это делать столько, сколько я бы захотела, но его когда-то обучала куда более суровая госпожа, чем я могу вообще быть.

Я выпустила его тело, он почти свалился на меня, содрогнувшись в спазме, повалился на бок, и Мика подвинулся, давая ему место. Жан-Клод лег навзничь, выгнув спину, вцепляясь в черные простыни.

Я осталась только с Натэниелом, которого держала в руке. Лицо его горело желанием и счастьем. Он наклонился ко мне:

– Ты выиграла.

Он наклонился меня поцеловать, но я стиснула его туго и сильно. У него голова запрокинулась, глаза закрылись, тело выгнулось. Никто другой в этой кровати не хотел бы, чтобы я сжала так туго, но Натэниелу это нравилось.

– Что я выиграла? – спросила я и отпустила его.

Он посмотрел на меня слегка еще мутными глазами.

– Все.

И поцеловал меня, сначала медленно, но вдруг поцелуй стал глубокий и сильный. Я забыла, что Жан-Клод уже пустил мне кровь, а сейчас поняла, что отчасти его энтузиазм вызван вкусом крови. Он целовал меня так, будто хотел заползти в рот весь, и его язык подбирал мельчайшие капельки драгоценной жидкости.

Он придавил меня сверху, такой твердый, такой жесткий, и от ощущения этого зажатого между нами предмета я тихо пискнула.

Он оторвался от поцелуя.

– Чего ты хочешь?

– Чтобы ты в меня, – ответила я.