По радио передали призыв Шираха (Бальдур фон Ширах (1907–1974) – один из главных нацистских функционеров. С 1925 г. член НСДАП и CA. С 1928 г. возглавлял Национал-социалистический студенческий союз, с 1931 г. назначен Гитлером рейхсфюрером по делам молодежи. С 1933 по 1941 г. лидер гитлерюгенда. С 1940 по 1945 г. гаулейтер Вены. По приговору Нюрнбергского трибунала отсидел 20 лет – до 1966 г. –
Сам Ширах подался в войска, находившиеся достаточно далеко от Вены, и тем самым уклонился от исполнения своего служебного долга; а между тем этот долг обязывал его или объявить Вену открытым городом, или же умереть, защищая ее, и своей смертью искупить множество допущенных им серьезных ошибок и промахов.
Зепп Дитрих, по сути, вообще вышел из игры, практически перестал оказывать сколько-нибудь заметное влияние на ход военных событий. Приказом фюрера его армия – живые и мертвые – была лишена всех отличий, наград и специальных шевронов в наказание за трусость (Гитлер лишил 4 танковые дивизии 6-й танковой армии СС их нарукавных (на левом рукаве) черных лент, на которых серебром были вышиты названия и эмблемы их частей, и не «за трусость» (ее не было), а разъяренный неудачей. Дитрих, старый товарищ Гитлера и такой же фронтовик, ответил следующим: вместе со своими офицерами наполнил медалями ночной горшок и велел отправить в Берлин, в бункер Гитлера. Дитрих велел перевязать горшок лентой штандарта СС «Гетц фон Берлихинген» (в драме Гете «Гетц фон Берлихинген» рыцарь говорит епископу Бамбергскому: «Ты можешь поцеловать меня в зад!»). Гитлер, говорят, оценил солдатский юмор старого товарища. Со своей стороны Дитрих приказ о снятии нарукавных лент проигнорировал. –
Это явилось тяжелейшим ударом для старого заслуженного воина, более тяжелым, чем предстоящее неизбежное поражение Германии.
Теперь мы, как небольшая самостоятельная боевая единица, вели безнадежную, но кровавую войну среди холмов и цветущих лугов Венского Леса, где разворачивалось действие последнего акта величайшей трагедии в истории немецкого народа.
Очень часто у артиллеристов было не более шести снарядов на орудие. Стрелкам и пулеметчикам раздавали патроны, упакованные в коробки с надписью зеленым шрифтом: «Внимание! Боеприпасы с истекшим сроком годности. Использовать только в учебных целях». Порой мы получали патроны чехословацкого производства, густо покрытые воском и потому малопригодные для нашего оружия. Но деваться было некуда, нужно было стрелять и сражаться.
Гражданское население видело в нас уже не защитников, а ненужную и опасную обузу. Симпатизировавшие коммунистам женщины постоянно и охотно помогали советским частям обходить нас окольными путями, а в одном случае они даже выбросили на улицу наших раненых, оставленных в их домах. Правда, некоторые из местных жителей, но очень немногие, присоединялись к нам, сражались и умирали вместе с нами. Подавляющее большинство гражданского населения в мыслях и чувствах было словно парализовано страхом перед большевиками, мы же в глазах этого большинства представляли собой обыкновенную вооруженную банду, сборище оказавшихся вне закона людей, которые никак не перестанут воевать, хотя война уже проиграна.