Пляска смерти. Воспоминания унтерштурмфюрера СС. 1941–1945

Над нашими головами стремительно пронеслась стая ласточек, развернулась и круто взмыла вверх, к голубому небосводу. Они прилетали в Нарву, как обычно, в конце весны. Это при них король шведский разбил русское войско в 1700 г. (наш Мюнхаузен ошибается – в конце ноября птички уже улетели на юг. – Ред.), а ослепленный грек посылал проклятия царю, стоя перед своим творением – мощной крепостью Ивангород (Ивангород, повторимся, построили псковские мастера, а не «грек». Автор не видел крепостные укрепления Пскова (построенные псковскими же мастерами; стены Пскова оказались неприступными для войск польского короля Стефана Батория в 1581–1582 гг. и шведского короля Густава II Адольфа в 1615 г. – шведы пытались взять Псков пять раз – в 1611, 1612 гг., два раза в 1615 г. и в 1616 г.), иначе, видимо, сочинил бы что-нибудь пострашнее «ослепления грека». – Ред.); они были свидетелями взлета и падения серпа и молота и видели боевые знамена – германское и эстонское, развевающиеся рядом. И ласточки продолжали прилетать, как всегда на протяжении столетий, невзирая на огонь и дым, рвущиеся снаряды и шум яростной схватки. Войны, горе и радости приходили и уходили, но ласточки неизменно возвращались в Нарву.

Чугунный крест на кладбище выделялся черным силуэтом на фоне белесого ночного неба. Звезды мигали сквозь крышу большой церкви, разрушенной неприятельским снарядом. По полу разбросаны позолоченные иконы. Мы осторожно пробирались через церковный сад с его цветами и цветущими деревьями. Тропинка, по которой мы шли, местами прерывалась воронками от снарядов, поперек нее лежали поваленные взрывом деревья. Многие поколения бюргеров Нарвы покоились здесь на церковном кладбище этого старинного ганзейского и тевтонского (ливонского) города – немцы, шведы, датчане, голландцы, эстонцы; порой попадались и могилы белогвардейских офицеров и священников.

Слышались призывные и настойчивые трели соловья. А над нашими головами с воем и свистом проносились тяжелые снаряды. Где-то впереди строчил пулемет. И снова пронзительный вой снарядов, на этот раз уже довольно близко. Мы бросились плашмя на землю между могилами, осколки дождем посыпались вокруг, никого не задев. Поднимаясь, я прочел на ближайшем кресте: «Якоб Никодемус Будде. Купец и мореплаватель, род. 21 мая…» Год рождения стер осколок снаряда.

Через несколько часов, возвращаясь к месту своего расположения, я решил все-таки попытаться расшифровать дату рождения на кресте полностью, но русский снаряд избавил меня от лишних хлопот: крест разметало на мелкие кусочки.

На другом конце города, в районе Кренгольмской мануфактуры (созданная в 1857 г. крупнейшая хлопчатобумажная фабрика, использовавшая энергию реки Нарвы (Наровы). – Ред.), пылали два деревянных дома, похожие на два гигантских факела. Утреннее пение птиц мешалось с грохотом рвущихся снарядов.

Старая прачка ошиблась. Нарва не умерла, она жила. Ее красота виднелась во всем: в руинах зданий, в грудах обломков за воротами в стиле барокко, в искусно высеченных датах, в чарующем ландшафте.

И живительную силу придавала этому древнему городу несгибаемая воля к сопротивлению притязаниям восточного соседа. (Автор ставит все с ног на голову. Город со славянскими корнями, захваченный германцами (датчанами и немцами, затем шведами), веками был опорным пунктом для захватнических походов на русские земли. – Ред.)

Наши окопы находились в непосредственной близости от обороны противника, местами их разделяло пространство не более сорока метров. Воевали между собой в основном снайперы.

Тишина царила над узкой, изрытой снарядами полоской земли между нами и неприятелем. Иногда над ней с воем пролетал артиллерийский снаряд, порой слышна была пулеметная очередь. И снова тишина, гнетущая, тянущая за душу. Из низких серых туч непрерывно сыпал мелкий дождь. Вода в траншеях доходила до колен и заливала резиновые сапоги.

Не обращая внимания на погоду, в окопах там и сям парами и в одиночку стояли неподвижно солдаты, пристально вглядываясь в линию вражеских окопов. Одни наблюдали через телескопический прицел, другие – опустив винтовку и сберегая силы для решающего выстрела.

Молодой паренек не сводил глаз с неприятельских укреплений.

– Пока никаких перемен, – прошептал он, не поворачивая головы.

По направлению к нам по траншее, пригибаясь и втянув голову, шли два человека. Поравнявшись, они несколько выпрямились, и тотчас же тишину прорезал, подобно удару бича, громкий выстрел. Мы невольно присели. Кому охота погибнуть в серое, промозглое утро? И опять установилась мертвая тишина, мы же проследовали дальше.