Пляска смерти. Воспоминания унтерштурмфюрера СС. 1941–1945

Примерно с середины этого года мы стали замечать существенные перемены в обращении с нами. Международная политика начала отбрасывать тень на лагерную жизнь за колючей проволокой. К нам зачастили первые миссионеры из Москвы. Еще вчера они не осмеливались это делать, а сегодня, отбросив всякую осторожность и ловко используя американскую неповоротливость, проповедовали лагерникам свои истины. Группа моих солагерников обратилась ко мне за советом. Мы посовещались и решили не сидеть сложа руки, а действовать и приступили к сбору наиболее важных сообщений из всех газет, какие удавалось заполучить, и в скором времени на этой основе сформировали что-то похожее на «агентство новостей». Это позволяло нам систематически разоблачать коммунистическую пропаганду и, попутно, ортодоксальный национал-социализм, имея в виду тех, кто еще не извлек уроков из прошлого или постарался поскорее все забыть.

Американские оккупационные власти взирали на нашу деятельность с большим подозрением. Они не только не помогали нам, но даже пытались чинить препятствия. Бывшие эмигранты из гитлеровской Германии и дезертиры, работавшие на американскую лагерную администрацию, сильно осложняли наше дело. Однако мы старались, не обращая на них внимания, продолжать свою деятельность. В течение нескольких месяцев мы преодолели коммунистическое влияние, и даже самые угнетенные и подавленные из заключенных вновь обрели надежду и веру в будущее. Предстояло, правда, еще много преодолеть и немало пережить и вытерпеть.

Наряду с разумными и дальновидными американцами, которые хотя и не помогали нашему возрождению, но и не препятствовали ему, было достаточно других, главным образом из бывших эмигрантов, постоянно донимавших нас мелочными придирками, причем даже тогда, когда мы отчаянно боролись с самими собой, стараясь после всеобщего краха обрести душевное равновесие. Эти люди вернулись одетыми в форму американской армии и путали свои личные интересы – во многих случаях обусловленные действительными страданиями в гитлеровской Германии в прошлом – с интересами Соединенных Штатов.

Но и у тех, кто сочувствовал нам, оказавшимся в непростой ситуации, мы часто наталкивались на полное непонимание подлинных проблем Европы. Сравнительно легкая оккупация Германии создала у американцев умонастроение похожее на то, какое охватило Гитлера после победы над Францией. В обоих случаях преобладало чувство абсолютной безнаказанности, граничащее с высокомерием.

Всякий раз, когда мы имели возможность поговорить с американцами, то неизменно возникало ощущение, что, по их представлениям, океан, отделяющий Европу от Американского континента, бесконечно велик. Мы, со своей стороны, тоже старались понять наших завоевателей. Как правило, победители, даже самые благородные, презирают побежденных или, по крайней мере, считают их значительно ниже себя. Разве могли американцы, обладавшие многократным превосходством над нами в продовольствии, вооружении, техническом оснащении и всевозможных удобствах, понять, какие яростные сражения и в каких подчас невыносимых условиях мы вели на Востоке?

Мы также старались убедить себя в том, что есть дела, за которые победитель имеет право вершить суд над побежденными. Имелись в виду отдельные случаи злодеяний и уголовных преступлений. Подобные дела, безусловно, осудил бы и трибунал немецких фронтовиков.

Но мы не понимали стремление держав-победительниц устроить совместный суд над политической идеей и ее сторонниками. Именно это придало оккупации Германии союзниками колониальную окраску.

Нам было также совершенно непонятно, почему победители судят и наказывают солдат, офицеров и генералов, которые лишь выполняли свой долг в соответствии с воинской присягой, что во всех армиях мира считается священной обязанностью всякого солдата, вне зависимости от звания и занимаемой должности.

На нас навесили ярлык членов преступной организации, хотя мы были обыкновенными военнослужащими армии, по общему признанию не самой худшей в мире.

Большинство из нас не были даже членами нацистской партии. Многие вступили в ваффен СС добровольно по той же причине, по какой бравые американцы стремились попасть в элитные дивизии американской морской пехоты.

Мы не служили в концентрационных лагерях, не участвовали в массовых расстрелах и не совершали военных преступлений, которые ужаснули бы и нас, если бы мы о них тогда узнали. Наши офицеры вели себя исключительно мужественно, наши (то есть эсэсовские. – Ред.) генералы Гилле, Хауссер и Штайнер принадлежали к наиболее искусным германским военачальникам. Наши солдаты демонстрировали такую же преданность и храбрость, как британские, американские, французские и русские солдаты.

Суд победителей не трогал нас; повсюду в лагерях военнопленных, как на Западе, так и на Востоке, мы оставались теми, чем были всегда, – солдатами.