Пляски бесов

«Какой же ты тогда украинец, когда от наиважнейшего – от родной мовы – отказался? – спрашивала кума про себя, но мысленно обращалась к человеку, окликнувшему ее во дворе. – На церковную службу опаздывают! – продолжала в сердцах она. – Думают, если у них деньги есть, то и Бог их подождет. Ну как это так?»

Молитвопения текли, то подхваченные нестройными голосами прихожан, а то приподнятые до купола хористами. Курение из кадила умягчало их, эхо высоких стен – продлевало. И что ни говори, а смиренное успокоение снисходило на собравшихся в храме Божьем. Но не на куму. К концу службы она так распалилась, что пришлось ей бежать из храма на свежий воздух проветриться. Вышла кума, не дожидаясь причастия, и окунулась во влажную морось, стекающую на Волосянку со всех окрестных гор. Прошлась по двору, сунулась к Деве, возле ног которой собрался влажный туман и огоньки гирлянды неясно мерцали сквозь него. Не задерживаясь пошла кума дальше, надеясь ходьбой унять сердечное свое раздражение. А тут из церкви показался Володимир. Направлялся он к выходу. Кума понеслась за ним, скользя каблуками по траве, пережившей первый снег, увядшей, не потеряв цвета.

Володимир уже садился на свой мотоцикл, оставленный за оградой. Увидев это, кума добавила скорости и наконец подскочила к нему.

– У меня к вам разговор, – сухо начала она, сразу переходя к делу. – Село наше маленькое, мы все друг про друга знаем. Все знаем и про Стасю – дочку вдовца Сергия.

– Тетя, посторонись, – проговорил Володимир, выруливая с холма, на котором стояла церковь, к дороге.

– Що? – задохнулась кума, не веря своим ушам. – Стася эта – ведьма, – выпалила она.

Мотор взревел. Переднее колесо мотоцикла взяло курс на лужу, которая тут же обдала куму жирными брызгами. Кума отпрянула, сухо ахнула и, застыв, сверлила удаляющуюся спину молодого человека. Как же хорошо, что не имеют такой способности люди – одним взглядом своим поджигать костры! А иначе несдобровать бы Володимиру.

– Дурной поп тебя крестил, – с обидой проговорив эти слова, кума отправилась домой, передумав возвращаться в церковь.

Уродись Галка – племянница Ганны, некрасивой жены пана Степана – хоть с десятой долей Оленькиной красоты, не плясала бы она под чужую дудку. Но Галка унаследовала отсутствие красоты от своей матери. А еще больше, чем на ту, походила лицом на тихую тетку свою – Ганну. И если правду говорят о том, что противоположности притягиваются, то и не удивительно, что в ближайшие, наилучшие подруги Оленька выбрала себе Галку.

Поставьте рядом двух равных красавиц, и красота их, объединившись, сначала затмит очи смотрящему, а когда он только придет в себя, то заметит, что одна красота подавляет другую. Красота рядом с красотой меркнет. Но как же расцветает она рядом с некрасивостью. Так что Оленькина выгода от дружбы с Галкой видна была как на ладони. Но в чем же Галкин был резон? А в том, что не может одна дивчина достаться двум хлопцам сразу. Другой, третий, четвертый отвернется от Оленьки, встретившись с ее отказом, и сразу в Галку носом ткнется – она всегда рядом, при подружке. И когда второго, третьего, пятого и десятого отпугнет ее некрасивость, то, может, одиннадцатый заметит, как опрятно и по моде она одевается, что добра Галка и не капризна. Будет, будет из Галки хорошая хозяйка, и деньги она уже самостоятельно зарабатывает – стоя помощницей на рецепции гостиницы в замке на горе.

– Скажи, что заболела, – уговаривала подружку Оленька.

– Как я так скажу, если еще вчера была здоровой? – спрашивала та.

– Ноги промочила, пока до дома с работы шла.

– Сапоги у меня новые. Вчера только ими хвасталась.

– Ты поможешь мне, Галка, или нет? – капризно поджала губы Оленька.

– Я тебе помогу. Но скажи, зачем тебе туда?

– Этого я тебе, Галка, сказать не могу. Но если ты мне не доверяешь… – теперь губы Оленьки задрожали от обиды.

– Я доверяю тебе! – спохватилась Галка. – Давай лучше с утра пойдем туда вместе. Скажу, ты в горничные хочешь наняться.

– Я – в горничные? – распахнула глаза Оленька.

– Заставлять тебя никто не будет. Посмотришь на замок и пойдешь.

На следующий день две девицы с утра пораньше уже входили во двор замка через распахнутые ворота, массивные створки которых держали две каменные остроконечные башенки. Их каблучки застучали по плитке, которой был мощен обширный двор. Утро было ранним, на празднично украшенных елках, на каменных оленях, устремляющих свои рога в сторону остроконечных елей, темными тенями возвышающихся сейчас за замком, сверкали гирлянды. Сам замок представлял собой высокую круглую башню с остроконечным куполом, освещенным снизу фонарями в виде факелов. Отчего казалось, что беззубый огонь, как вода, стекает вниз по стенам башни, не вредя им, а лишь даруя смотрящему торжественное чувство.