Пляски теней (СИ)

За неделю до церковного собрания старики получили судебный иск о защите чести и достоинства, поданный на них отцом Петром. В заявлении говорилось о немыслимых оскорблениях, коими Владимир Петрович осыпает деревенского батюшку. Среди прочих витиеватых народных изречений почему-то особо выделялись слова «подлец», «вор» и «сволочь». В иске также было обозначено несколько свидетелей этого не просто грубого, а прямо-таки хамского отношения вконец зарвавшегося старика к представителю церкви. Как и следовало ожидать, фамилии этих мифических свидетелей ни Родмиле Николаевне, ни Владимиру Петровичу ни о чем не говорили.

«Неужели опять нас в суд потащит? – недоумевали старики. – Мало ему городского суда, так теперь и в мировом судиться будем! Это уже ни в какие ворота не лезет! Докатились на старости лет… В суд как на службу ходим. Подлеца уже и подлецом назвать нельзя!». Однако, как бы ни были неприятны очередные судебные дрязги, Родмила Николаевна была даже несколько рада встретиться со своим бывшим соседом, а теперь злейшим врагом вот так, напрямую, пусть даже в зале суда. «В глаза ему хочу посмотреть, – говорила она. – В глаза его наглющие. И послушать, как в очередной раз выкручиваться будет!». Дело в том, что подловить лживого попа в деревне ей было крайне сложно. Едва завидев соседей, он спешно ретировался или в дом или за церковные ворота, а в тех редких случаях, когда прямого столкновения избежать не удавалось, проносился стремглав мимо, громко напевая слова охранительного псалма. Матушка на улицу и вовсе перестала выходить.

Итог церковного собрания, проведенного накануне суда, ошеломил не только стариков.

– Неужели посмеет в суд явиться, после такого-то принародного покаяния? – недоумевала Маша, оставшаяся вместе с Александром на ночь у Родионовых, в их стареньком деревенском доме.

– Так это, голубушка, цирк был, а не покаяние! – сердито ответила Родмила Николаевна.

– Это понятно, но… Сегодня в ногах ползал, а завтра будет в суде требовать вашего наказания? В голове не укладывается!

– Вот я, Машка, посмотрю на тебя, а ты неисправима! Битая, до последней нитки обобранная, а все туда же! В голове у нее не укладывается! Придет как миленький, никуда не денется. Его ненависть впереди него бежит. К тебе, голубушка, ненависть, а мы с Володей так, по касательной, под руку ему попали. Тебя не прихватить, вот на нас и отрывается.

Слова Родмилы Николаевны оказались пророческими. Утром около входа в здание мирового суда стариков уже поджидали оскорбленные истцы: матушка Нина, в простеньком сереньком платье, и отец Петр, в длинной рясе, с большим нагрудным крестом. Едва завидев своих деревенских соседей, они проворно вскочили и стремительно ринулись в зал суда. От греха подальше… Мало ли чего вздумается греховодникам окаянным! Здесь до рукоприкладства – полшага.

Заседание началось.

– Я прожила долгую жизнь, – скорбно промолвила матушка Нина, – повидала многое… И БАМ, (а уж там мы чего только не насмотрелись!) и Новосибирск, и работа в детском саду, а женские коллективы, сами знаете, какие бывают! Не приведи, Господь, опять туда вернуться! Сплетни, пересуды, наветы всякие… И эти дети, дети…

– Ближе к делу.

– Но никогда, никогда, ни меня, ни батюшку нашего так не оскорбляли, – Нина Петровна всхлипнула. – Как это оставить безнаказанным? Ведь ни какого-нибудь забулдыгу оскорбили, а священника, божиего человека!

– И свидетели этому безобразию есть, – сухо продолжил отец Петр. – Вот их письменные показания. Они приложены к делу.

– Ознакомлены уже… Продолжайте.

– Так что продолжать? Сами понимаете, мимо таких оскорблений пройти невозможно. Как такое унижение простить? Но дело даже не во мне. Я как священнослужитель просто обязан защищать чувства верующих. По-вашему, как они должны реагировать на нападки в сторону их духовного отца? Оскорбление священника есть оскорбление всего прихода, и сейчас я защищаю не только себя, но и нашу веру, наши святыни. Поведение Родионовых нарушает духовно-нравственные законы общества, поэтому, чтобы остановить эту, так сказать, вакханалию, нужно принимать строжайшие меры. Строжайшие!

– То есть на мировое соглашение вы не согласны?

– Боже упаси! – вспыхнул батюшка. – Нет уж, увольте! Этак меня всякий встречный-поперечный будет сволочью и вором прилюдно называть! Во что это выльется? Я человек в сане, а не абы как… Ко мне, так сказать, желающие омыться душой приходят, а здесь такое! В дом приличного человека не позвать из опасения, что эта… – он невольно покосился на свою соседку и, чуть понизив голос, продолжил – через забор такое кричит, дурно становится!

Батюшка искренне негодовал. Куда делся вчерашний страдалец, смиренно выпрашивающий прощение у ног своих врагов? Он был непреклонен, его взгляд пылал, голос гремел. Ни дать, ни взять, святой Николай, в ревности веры своей побивающий еретиков.

Стариков Родионовых приговорили к денежному штрафу. И еще долго потом отец Петр негодовал по поводу смехотворности суммы, в которую оценили его честь и достоинство.