Пляски теней (СИ)

Проснулась она рано и целое утро ходила как в отупении. Попробовала было встать на утреннюю молитву – не внушит ли чего Бог? – но слова молитвы на ум не шли, даже язык как-то не слушался. Начала было: Царю Небесный Утешителю, и вдруг, сама не зная как, вдруг съехала на лукавого. «Помилуй мя! Помилуй!» – машинально шептала она, но мысли ее порхали где-то далеко-далеко. Прошлая жизнь дразнила ее, кривляясь в багровых отсветах: то вдруг вспомнила далекий северный город и крохотную пустынную церковь со сценами ада на западной стене, то вдруг увидела картины своей юности: веселье на танцплощадке, смех, вопли подвыпившей молодежи, какие-то сумерки, и в этих сумерках люди, много людей, и все они копошатся, шепчут друг другу сладкие, постыдные слова, стонут от вожделения, судорожно лапают друг друга. Наглые, развратные, похотливые!

Уж кто-кто, а она, теперь уже не Нина, задорная красавица и хохотунья, а матушка Нина, степенная и богобоязненная молитвенница, знает, чем награждает страсть. Болью, и отчаянием, и воплями неродившихся детей. Уж кто-кто, а она-то знает эту дрянь, эту звериную течку, сводящую с ума, одуряющую похотливой сладостью.

Матушка заплакала. Подошел отец Петр, что-то спросил, раздраженно ответил: «И не говори, все уж и так ясно! Эх, Господь попустил же такое!», отмахнулся и пошел прочь. Слезы продолжали литься из потухших женских глаз. В этом было что-то горькое, безнадежное и, вместе с тем, бессильно-озлобленное. Злоба, смертная злоба охватила измученную женщину. Она дышала тяжело, прерывисто. «Ничего, мы еще посмотрим, кто кого одолеет, – подумала матушка Нина, – поглядим, как запоет голубушка завтра, когда ее дрянные дела выставятся наружу».

ГЛАВА 17

СПАСЕНИЕ БЛИЖНЕГО

Через два дня после этих событий Александра пригласили на конфиденциальный разговор. Позвонил ему отец Петр утром и сухим голосом попросил подойти к городскому епархиальному управлению, в здание воскресной школы. В будний день занятия не проводились, классы были пусты, и ничто не могло помешать запланированной встрече.

На пороге врача встретила матушка Нина, она строго посмотрела на гостя и сухо предложила пройти вглубь крохотного класса. Там, за учительским столом, сидел отец Валерий. Он также сухо поздоровался с врачом, откашлялся и начал:

– Александр Леонидович, мне крайне неловко вести этот разговор, но ничего не поделаешь. Обстоятельства таковы, что ни я, ни матушка, не можем делать вид, что ничего не произошло. Матушка, начинай, – кивнул он жене.

– Доктор, миленький, – ласково проговорила Нина Петровна, – вы даже не подозреваете, в какую ловушку попали. Вы, взрослый человек, семьянин, поддались на уловки этой, – матушка запнулась, подбирая нужное слово, – этой не вполне вменяемой женщины, я бы даже сказала – не просто невменяемой, а в некотором смысле, одержимой.

Повисло напряженное молчание. О стекло, надоедливо жужжа, билась муха, солнечные лучи, пробиваясь сквозь тяжелые пыльные шторы, волнами освещали крохотное помещение. Было душно. Доктор молчал.

– Вы, вероятно, считаете произошедшее событие чем-то ярким, неординарным, но, поверьте мне, это просто блуд. Давайте называть вещи своими именами.

Александр чуть дернулся и с интересом посмотрел на матушку.

– Вы даже не понимаете, с кем имеете дело… – горько вздохнула Нина Петровна. Она ведь вас просто использует. Скуку заполняет. Безусловно, Маша человек яркий, активный, ей душно в деревне. Но… от церкви далека, помощи от нее приходу никакой, да писательство ее – одна видимость. Тоскует она в глуши, вот и развлекается с кем попало. К сожалению, это не раз уже было, но все это наша семейная тайна. Тяжелая, многолетняя тайна, – матушка скорбно потупилась. – Знать такое и жить с этой женщиной рядом – тяжелое испытание для нас с батюшкой. Но что ж делать? Это наш путь, наш семейный крест.

– Позвольте, вы это, собственно говоря, о чем? – с неуместной усмешкой спросил Александр.

– Только не делайте вид, что ничего не произошло, – побледнев, отрезал отец Петр. – Вы лучше всех знаете, что произошло.

– Александр, миленький, – опять вмешалась в разговор Нина Петровна. – Ведь Маша… понимаете, не то чтобы не вполне вменяема, она, так сказать, подвержена эмоциональным срывам, психически неустойчива и частенько оказывается в состоянии аффекта. Несдержанна, агрессивна, груба. То плакать начинает ни с того ни с сего, то смеется по пустякам, носится по двору как полоумная. Но, самое печальное, что в этом состоянии она подвержена бесовским атакам.

Доктор невольно улыбнулся – разговор начинал его забавлять.