Пляж

– Знаешь, что меня раздражает в православии? Ну ничего не могу с собой поделать. Нет лавок, чтобы посидеть, и служба на церковнославянском. Ничего же непонятно. Я помню, читал молитвослов перед причастием, как скороговорку – сказал я шёпотом, боясь, как бы никто не услышал мои бесовские откровения.

– Согласна, но любая религия держится на традициях – тоже прикрыв рукой рот и наклонившись к моему лицу, сказала Гуля.

– Но это не единственные мои претензии к православию.

– Да помню я всё это, помню! Умные люди, знаешь, как говорят? Где родился, там и пригодился. Хочешь вести духовную жизнь? В этой стране это проще всего делать в православии. Потом есть же хорошие батюшки…

– Компромиссы, да! Хорошо же идти на компромиссы с религией, которая сама не терпит компромиссов.

Тем временем проповедь закончилась, и на нас стали поглядывать уже с нескрываемой злобой. Как только настоятельница спустилась с амвона, девочка – по всей видимости, её падчерица – бросилась к ней и схватила за руку. И та (пожалуй, я был единственным, кто это заметил) больно её ущипнула. А потом ещё и ещё.

Девочка покорно отошла в сторону и встала рядом, опустив голову.

– А ещё это насилие, дремучий патриархат, – я отвёл глаза и неожиданно взял Гулю за руку, – знаешь, в детстве на даче по соседству с нами жил один православнутый мужик. Вместе со своей матерью он терроризировал всю семью. Глухонемая жена, трое детей. С младшим, Мишей, мы дружили. У них была маленькая комнатка с иконами, где они молились. Там же отец порол их ремнём. Это Миша мне сказал по секрету. Однажды я украл у них игрушечный меч, отец по дереву мастерил. Я потом ночь не спал, покаялся перед бабкой, а она, знаешь, что сделала? Дала мне пощёчину. Самое интересное, мужик этот их бросил, нашёл молодую. И дачу отжали, гады…

Глава 3. Ураган

Неожиданно на улице послышался гром. По ветхой крыше забарабанил ливень. Из всех щелей надрывно, на одной ноте, заголосил ветер.

С визгом распахнулась дверь, задув разом все свечи, и в храм вбежала женщина. Сложив руки лодочкой, она хрипло, как-то по-собачьи завыла.

– Ураган, Господи помилуй, ураган!

Настоятельница из своего угла повелительно крикнула.

– Рома, Гена!

Из толпы мгновенно отделились два крепких бородатых мужика. Они с трудом сдвинули тяжёлые створки двери.

В этот самый момент здание в первый раз основательно, по-хозяйски тряхнуло.

Кто-то упал на колени, кто-то начал креститься. Послышался шёпот: «Спаси и сохрани».

Я с трудом вырвал себя из оцепенения и машинально направился к двери. В голове крутилось: «Надо что-то делать, нельзя впадать в Средневековье, надо что-то делать!»

Дорогу молча преградили Рома и Гена. Помню, я закричал «Дайте пройти!». Вернее хотел закричать, но голос сорвался на фальцет.

В ответ они только пугающе ухмыльнулись и теснее сомкнули плечи.

И тут пол подо мной зашатался, а с потолка посыпалась краска. Я отошёл к стене и уже не думал приближаться к выходу. В голове пронеслись обрывки слов про мощный циклон в области, прогнозы синоптиков, услышанные по радио в такси, но мозг отказывался верить, что всё это происходит на самом деле.

Я искал глазами Гулю и наконец увидел её в дальнем углу перед иконой. Она стояла на коленях, опустив голову. А потом я услышал громкий и ясный голос настоятельницы, успевшей вернуться к амвону:

– Не бойтесь! Бог милостив!

Она начала не спеша и нараспев читать молитву. Я не знаю, что со мной произошло, чего в этом было больше, силы внушения или страха, знаю лишь, что это случилось и с остальными, потому что все замолкли и разом обратились в слух.

Я отчётливо увидел тёплый свет, как от лампочки Ильича в чулане, который исходил от амвона и, постепенно нарастая, проникал в каждый угол тёмной церкви.

Я закрыл глаза и открыл их уже семилетним мальчиком в другом, нашем храме, в Сокольниках. Я держал за руку папу после своего первого в жизни причастия. Я испытывал радость, приятное опустошение, лёгкость, как будто я был воздушным шариком без единого греха. Это состояние с тех пор бывало у меня только в храмах и, как это не странно, только в православных, католические соборы заграницей в детстве казались мне пугающими и чужими. Так странно, папе было столько же лет, сколько мне сейчас, когда он на общей перестроечной волне ударился в религию. В нашем доме появились иконы, и он стал молиться по утрам и перед сном. А ещё рано вставать по воскресеньям, чтобы сходить в церковь. Вместе со мной.

Настоятельница уже давно закончила молитву и ходила между рядами, утешая и приободряя людей. Улыбаясь, она подошла к Гуле, я узнал её со спины, и заглянула ей в глаза, потянув за подбородок. Лицо настоятельницы исказила злобная гримаса.

– Ты же басурманка! Зачем ты молишься? Твои молитвы до Него не доходят!

Гуля повалилась на женщин сзади, кажется, упав в обморок…

Глава 4. Финал