— Странная болезнь — лейкемия, — перевел я разговор. — Мама выглядит даже здоровее, чем обычно. Каждое утро она проходит по пять миль. И цвет лица вернулся. Может, она еще поборется?
— Все может быть. Человеческий организм — непостижимая штука. Он таит в себе столько тайн, что в уме не укладывается.
— Так вы думаете, что мама выкарабкается? — спросил я, поняв, что в моей душе впервые шевельнулась надежда.
— Мне хотелось бы думать, что твоя мать будет жить вечно, — ответил доктор, осторожно подбирая слова. — Мне просто кажется, что я не смогу без нее жить. Я очень надеюсь, что она справится, так как у меня просто нет выбора.
— А какая разновидность лейкемии у мамы?
— Самая плохая, — бросил доктор.
— А врач у нее хороший? — спросил я.
— Это сейчас значения не имеет, — нервно кашлянул доктор Питтс.
Доктор Питтс вышел, чтобы налить нам еще выпить, и мне вдруг показалось, что отчим пытается скрыть хромоту. Взяв бокалы, мы присоединились к Люси, дышавшей теплым весенним воздухом. Из Южной Америки потянулись ржанки — первые предвестники зеленого шума.
Мы сидели на веранде и слушали монотонный шум моря. Волны двигались ритмично, упорядоченно, словно песок в песочных часах, освещенных луной. Обстановка была такой умиротворяющей, такой спокойной, что я с любовью взглянул на мать, которая всегда мечтала именно о таких тихих домашних вечерних ритуалах. Театральное действо, приближенное к обычной нормальности, трогало ее до глубины души.
Первой его увидела Люси. Даже виду не подав, будто что-то не так, она поднялась и разгладила руками платье.
— Джим, дорогой, — сказала она, — может, сбегаешь к Ти-Ти Боунсу, пока магазин не закрылся? Я забыла купить к ужину пасту и хлеба.
— Конечно, — отставил бокал доктор Питтс. — Развлекай гостей.
— А можно нам с Ли поехать с тобой? — спросила Люси, озабоченно посмотрев в сторону берега.
Я проследил за ее взглядом и все понял без слов.
— Мама, можешь прихватить для меня баночку майонеза «Хеллманнс»? — спросил я.
— С превеликим удовольствием, — ответила она. — А ты пока поставь воду для пасты.
— Уже иду, — отозвался я, краешком глаза следя за приближающейся фигурой мужчины. — А ты, Ли, сможешь выбрать себе десерт, какой понравится.
Когда они вошли в дом, я спустился по ступеням, ведущим к берегу, отметив про себя, что прилив потихоньку усиливается. Но я смотрел не на море, а на отца, который вцепился в бутылку, словно она была набита драгоценными камнями. Отец нетвердой походкой шел к дому, пока вдруг не обнаружил, что я загораживаю ему дорогу. Мы так и остались стоять в сгустившихся сумерках, меряя друг друга взглядами.
— Что, надумал заняться серфингом? — спросил я. — Или просто решил пройтись, чтобы похудеть?
— Мне необходимо поговорить с твоей матерью, — неприязненно ответил Джонсон Хэгуд. — Хочу справиться о состоянии ее здоровья.
— Со здоровьем у нее паршиво, — ответил я. — Она умирает. Кончай, папа. Своими визитами ты только каждый раз пугаешь маму.
Он посмотрел в сторону дома, а потом — на меня.
— А я и не пил вовсе, — сказал он, подняв почти полную бутылку. — Вот, принес показать.
— Вижу.
— Мои дети накинулись на меня, точно бешеные собаки.
— Жаль только, что поздно, — заметил я.
— Ты до сих пор не привел свою дочь проведать меня, — произнес он с обидой в голосе. — Вы там, у себя в Европе, наверное, только с принцами крови и общались. Куда уж нам до вас!
— Ну да, мы кочевали из одного Габсбургского дворца в другой, — печально покачал я головой. — Папа, мы дважды приходили тебя навестить. И оба раза ты был в полной отключке.
— В последнее время я постоянно находился под давлением, — сообщил мне Джонсон Хэгуд, подняв к тусклому небу бутылку, чтобы проверить уровень бурбона.
— И в чем дело?
— Хотел покончить с выпивкой, — заявил он абсолютно серьезно, без намека на иронию, а я, не выдержав, рассмеялся. — Ты всегда меня ненавидел, Джек. И стоял во главе заговорщиков, действовавших против меня.
— Не всегда, — возразил я. — Пару лет я тебя просто жалел. Ну а потом пришла ненависть.
— Ты каждый день водишь Ли к родителям Шайлы, а ведь Фоксы обошлись с тобой хуже, чем я.
— Фоксы пытались отнять у меня ребенка, — сказал я. — А ты пытался отнять у меня детство. У Фоксов ничего не получилось. Ты же весьма преуспел.
Отец снова посмотрел мимо меня на дом, полагая, что Люси наблюдает сейчас за этой сценой.
— Люси! Люси! Я выбрасываю белый флаг. Мне нужно с тобой поговорить, — неожиданно крикнул он.
— Ты что, хочешь опозорить ее перед соседями?
— Это всегда было ее слабым местом, — хихикнул отец. — Ее и в самом деле волнует, что подумают соседи. И это много лет давало мне тактическое преимущество. А ну, посторонись! На Хилтон-роуд есть один врач, который может вылечить твою мать. У него имеется лекарство, сделанное из абрикосовых косточек, которое можно купить только в Мексике.
— Ну да, — отозвался я. — В Мексике никто не умирает от рака. У мамы уже есть врач. И он убивает ее не хуже любого другого.