Пляжное чтение

– Может быть, мы и начинали с этого, – сказала она, – но с возрастом все меняется. Сможете ли вы продолжать верить, что добро – это хорошо, а зло – плохо, если все вокруг говорят обратное? Наверное, да, но только в том случае, если вы верите, что умнее их всех.

Дэйв вернулся с тремя стаканами воды в руках и раздал их один за другим. Джулия-Энн, казалось, не хотела оставаться с сыном в одной комнате, но ни она, ни Гас не предложили ему уйти. Вероятно, это потому, что Дэйву было около тридцати лет и он сам платил за дом, в котором мы находились.

– Многие из этих людей, – продолжала Джулия-Энн, – были не столь уж и богаты. Я имею в виду не только деньги. Там было много сирот. Были люди, которые отдалились от своих семей, просто потеряли своих супругов и детей. Поначалу Новый Эдем вызывал у меня такое чувство… как будто причина, по которой все в моей жизни пошло не так, заключалась в том, что прежде я жила не совсем правильно. Как будто у них были ответы на все вопросы. Все они казались мне такими счастливыми, удовлетворенными жизнью. Но после моей полноценной жизни, полной желаний – иногда даже не желаний чего-то конкретного, а просто желаний, я чувствовала, что их мир недостаточно велик и ярок. Это как отодвинуть занавес и заглянуть в артистическую гримерку.

– Удивительно, но я получала ответы на свои вопросы. Это было похоже на решение какого-то математического уравнения. И знаете что? В какой-то степени это сработало! По крайней мере, на какое-то время. Вы следовали их правилам, выполняли их ритуалы, носили их одежду, ели их пищу, и вам казалось, что весь мир начинает светиться изнутри. Ничто уже не казалось обыденным. Там были молитвы на любой случай, мылись ли мы в ванной, принимали ли душ или оплачивали счета. Впервые я почувствовала благодарность за то, что осталась жива.

– Это было тем, что они могли сделать для нас, – продолжила она. – А потом пошли наказания, когда мы, по их словам, начали оступаться и терпеть неудачи. Мне казалось, что на пробке в ванной лежит гигантская рука, которая только и ждет, чтобы выдернуть ее, и тогда тебя смоет. И мой муж… Он был хорошим человеком… хорошим, но потерянным.

Взгляд матери метнулся к Дэйву, она сделала медленную затяжку.

– Он собирался стать архитектором, строить спортивные стадионы и небоскребы. Он любил рисовать… и был чертовски хорош в этом. А потом я забеременела Дэйвом. Тогда я училась в старших классах, а он знал все, что нужно было знать на этот случай. Нам пришлось быть практичными, во всем ужиматься, и он ни разу не пожаловался.

Джулия-Энн махнула рукой в сторону сына.

– Конечно, я не жалуюсь. Нам во всем, спасибо, Господи, повезло. Но иногда жизнь портит наши планы… Я не знаю, как это объяснить, но у меня присутствовало именно такое чувство, когда мы были там. Мой муж словно цеплялся там за все, за что мог ухватиться. Мне казалось, что быть в порядке для него значило меньше, чем… делать правильные вещи.

А я думала об отце и о Соне. О том, что моя мама осталась с ним, даже зная, что он ей изменяет. Ее настойчивость основывалась на том, что она верила, что все закончится.

«Ну, а почему это вообще началось?» – спрашивала я у нее перед тем, как она начала повторять свою мантру: «Я не могу говорить об этом, я не буду говорить об этом». Но, по правде говоря, я сразу догадалась о причинах возникновения той ситуации.

Когда я была в седьмом классе, мои родители разошлись. Ненадолго, всего на пару месяцев, но отец успел зайти довольно далеко. Он остановился у друзей, пытаясь понять, сможет ли он договориться и вернуться. Я не знала всей этой истории. Мои родители никогда не доходили до крика, как большинство разведенных родителей моих друзей, но даже в тринадцать лет я могла видеть перемены в своей матери. Внезапная тоска, склонность смотреть в окно, убегать в ванную и возвращаться с опухшими глазами.

В ночь перед отъездом отца я приоткрыла дверь своей спальни и прислушалась к их голосам, доносившимся из кухни. «Я не знаю, – повторяла мама со слезами в голосе. – Не знаю, просто мне кажется, что все кончено».

«Ты говоришь про наш брак?» – спросил папа после долгой паузы.

«Нет, про свою жизнь, – ответила она ему. – Я не только твоя жена, но и мать Яны. Я не думаю, что ты можешь себе представить, каково это – в сорок два года чувствовать, что ты сделал для нее все, что собирался сделать».

Тогда я не могла понять ее, и папа, очевидно, тоже, потому что на следующее утро они мне рассказывали совсем другое. Мы втроем сидели на краю моей кровати, а потом я смотрела, как отъезжает его машина с чемоданом на заднем сиденье. Тогда я поняла, что жизнь, такая, какой я ее знала, закончилась.

И вдруг папа вернулся. Это для меня стало доказательством того, что нет ничего непоправимого. Я снова поверила, что любовь может победить любые проблемы, что жизнь всегда будет превыше смерти. Поэтому, когда папа и мама усадили меня, чтобы рассказать мне о мамином диагнозе, я поняла, что жизнь делает новый поворот и ничего уже не будет постоянным. Это как еще один поворот сюжета, только в нашей истории.