— Они думают, что она прыгнула? Откуда? — спросила я, оглядываясь.
— Это я думаю, что она прыгнула… со своего балкона…
— Ведь он прямо над моим! — воскликнула я, с дрожью вспоминая смутное ощущение, как будто большая птица пролетела мимо меня, когда я дремала на балконе всего несколько часов назад.
— Так что же ты думаешь? Самоубийство?
— Понятия не имею. Я едва знала ее, — ответила я, думая о Марджори, бледной молодой женщине с прямыми светло-рыжими волосами, иногда завязанными в конский хвост, иногда в два хвостика, как у маленькой девочки, иногда просто распущенными. У нее почти не было носа, а огромные круглые глаза не были привлекательными из-за линялого серо-зеленого цвета и едва заметных светлых ресниц и бровей, особенно к концу лета. Она была худенькая, с очень тонкой талией, но достаточно большими грудями, подпрыгивающими при каждом шаге. Если что и было особенного в Марджори Эплбаум, так это ее яркие губы, резко контрастировавшие с бледным лицом. Мужчины считали пухлый рот Марджори сексуальным, но я лично, сталкиваясь с ней, вспоминала о рыбах.
— Никто как следует ее не знал, — сказала Робин. — Она была этакой тихой мышью.
Марджори, как и я, была исключением в летнем сообществе "вдов на рабочую неделю". Мы обе работали в Филадельфии и приезжали на побережье на выходные. И мы обе были одиноки, в то время как большинство обитательниц нашего пляжа, то есть "Башни из слоновой кости", были замужними, не считая пары разведенных и нескольких настоящих вдов, тех, чьи мужья действительно умерли, — Бренда Форестер, например. Ее муж скончался от удара после того, как узнал о связи Бренды со спасателем. Более того, и в это почти невозможно поверить: спасатель оказался сыном ее мужа от предыдущего брака. Все это рассказала мне Робин. А она слышала от Майры Рихтер, которая была лучшей подругой ближайшей соседки второго мужа первой жены мистера Форестера, поклявшейся, что все это чистая правда.
— Конечно, это могло быть и убийство, — сказала Робин.
— Убийство? Почему?
— Ну, если она не прыгнула…
— Так ты думаешь, что она не прыгнула?
— Я этого не сказала. Я просто размышляю о возможностях.
Я обмякла в своем шезлонге и закрыла глаза, защищенные большими темными очками. Голова все кружилась, мой мир так и не встал на место. Мне было трудно сосредоточиться на трагедии, Робин и странных событиях этого раннего утра. Закрыть глаза — это все, что я могла сделать, чтобы отсрочить взрыв тошнотворной паники.
— Он мог убить ее, — сказала Робин после небольшой паузы.
— Кто "он"? — недоуменно спросила я.
— Ее муж, Верзила.
— Почему?
— Ведь он женился на ней из-за ее денег. Ну, он мог и убить ее из-за денег.
— Что касается твоих домыслов, Робин…
— Но почему же еще он женился на ней?
— Гораздо интереснее, почему она вышла за него замуж, — рассеянно ответила я.
— Не будь такой наивной, Алисон. Это самое легкое. Она вышла за него замуж из-за его тела.
— Не могу поверить, что интеллигентная женщина может выйти замуж из-за тела, — я попалась на крючок.
— Меня это не удивляет.
— Ну, это слишком простое объяснение, — сказала я, игнорируя ее замечание.
— Может, и простое. Правда заключается в том, что я не могу понять, как Марджори все это удавалось.
— Что все?
— Все. Она казалась такой… я не знаю… такой незаметной… как мышь, и все-таки ей удалось получить престижную работу, содержать квартиры в Кенте и Филадельфии… и Верзилу. Хотя он в конце концов ее бросил.
В моем мозгу замелькали разные образы. Марджори, ее муж Дуг. Я представила Марджори в свободном падении, с разлетевшимися рыжеватыми волосами, широко открытым в крике ртом.
—… готов к Чикаго? — услышала я слова Робин.
— Что?
— Я спросила, Шел готов к отъезду?
— Собирается, — коротко ответила я.
— А ты готова? Сейчас, когда он уже почти выпорхнул из гнезда?
— Я не знаю. Я… мне не хочется говорить об этом, — нетерпеливо ответила я, вспоминая, что вообще не хотела говорить, а уж о Шеле особенно.
— С тобой все в порядке? — спросила Робин. — Ты сегодня какая-то взвинченная.
— Я плохо спала. Проснулась в середине ночи от… я не знаю… тошноты… головокружения.
— Ты хочешь сказать, комната кружилась?
— Нет. Не комната. Голова кружилась. И тошнило.
— Знаю. Как в лодке. Тебе следует посоветоваться с врачом. Сейчас вокруг столько кишечного гриппа.
Безобидное и рациональное объяснение Робин поддержало меня. Я выпрямилась и внимательно оглядела свою летнюю подругу. Робин (малиновка) соответствовала своему имени. Худенькая, с высокой талией, с выпуклой грудной клеткой и по-цыплячьи тонкими ногами, она была очень похожа на птичку. Она даже ходила как птичка: быстро, с высоко поднятой головой, при каждом шаге взмахивая согнутыми в локтях руками. Острый носик направлен к небу, круглые темные глаза всегда настороженно глядят из-под копны коротко остриженных каштановых волос, пламенеющих на солнце. И всегда такая уверенная, сдержанная, контролирующая себя… и других.
— Вероятно, ты права. Вирус, — ответила я. Солнце исчезло за облаком, и я сняла очки, выставив на обозрение темные круги под глазами.