— Скажите, какая сентиментальность! У тебя, что ли, они есть? А мне вот, представь, чужую бабу не жалко. Я ее и пальцем, между прочим, не тронула, она сама перевернулась… А вот дочь родную — мне жалко. Мне шестьдесят четыре года стукнуло — рак вырезали, да кто его знает, где и когда метастазы выстрелят… И с чем ты тут без меня останешься? С двумя неоконченными образованиями? Забыла, как я тебе липовые дипломы у метро покупала, чтоб этому придурку предъявить? У настоящих работодателей такое, поди, не прокатит! А куда ты без подлинного документа, кроме как на «подай-убери-напечатай»? Доверчивая, все время ожигающаяся о каких-то сутенеров! Даже платье нормальное купить себе неспособная — вечно в каких-то колхозных шмотках… А чем я тебе могла помочь, на сестринские-то полторы ставки? Даже на квартиру отдельную не заработать, спасибо от бабки твоей площадь осталась! Машине пятнадцать лет, того и гляди, на ходу рассыплется — спасибо, хоть тебе почти новую купили на его подачки! Вот ты хочешь, чтоб я теперь с тобой «честно поделилась» и выпустила — дурищу сорокалетнюю! — в свободное плаванье. А ведь не отдаешь себе отчет, что первый же проходимец обдерет тебя, как липку, и просто выкинет на помойку, — а ты и не поймешь ничего! Думаешь, хитрая: старого проститута ловко обработала — типа, Мата Хари? Но ведь каждый твой шаг именно я тебе подробно расписала, каждый жест в тебя вложила, каждое слово! Вот кого мне жалко, если вдруг, не ровен час, околею! И себя — немножко, представь себе! Потому как подыхать на бесплатной больничной койке в коридоре и врагу не пожелаю! И дома неделями орать не хочу, так, чтоб на всю лестницу слышно было, как — помнишь — соседка сверху, которая тоже от рака матки помирала! Хоть откинуться достойно, за собственные денежки… А ты говоришь — «жалко». У пчелки в жопке, у киськи — в письке, у собачки — в срачке!!! Вот где жалко, а у меня его, извини, нету!!! Давно уже…
— Мамочка, не плачь! Все ведь закончилось, теперь будет только хорошо… Мама, ну, что ты, Господи…
— Вот только Его не зови! Нечего: не для нас Он. А для таких, как этот наш… Им Он все дает — за просто так. А нам — дулю под нос. А потом еще не хочет, чтобы мы свое сами брали, без Его участия…
— Ну, не скажи… Если б твоя школьная подруга не была нотариусом — ничего бы у нас не получилось. Подпись человека в таком состоянии никто и никогда законно не заверил бы… Подумаешь — три миллиона всего за это взяла. По-божески, можно сказать… Это же для тебя теперь капля в море! Так, может, это Он нам одноклассницу твою и послал, а?
— Дай салфетку, тушь течет… Действительно, что это я сегодня рассопливилась… Это, наверно, следовая реакция… Ну да, конечно… Нет, дочка, — таких Он не посылает. Таких посылает… не Он… Ты чему смеешься?
— Я просто вспомнила, как этот урод первый раз увидел нашего Ромео на верхней площадке… «Милости просим, — говорит, — господин Мефистофель»… Слушай, он ведь, пожалуй, и правда в тот момент подумал, что к нему сам сатана явился!
— Не оставлять же собаку в городе… Но следить надо было лучше… Хотя плевать, ты же их, в конце концов, познакомила — и ничего…
— Ромео — что… По-настоящему страшно мне было три раза — аж ноги подкашивались…
— Дай угадаю… Два я точно знаю: первый — когда он удрал, накачанный нейролептиками и с флягой коньяка в кармане, — да и в той клофелин был; второй — это, конечно, когда ты первый раз сунулась к нему подписывать бумаги, а он отказался… Я бы, наверно, на месте обгадилась: мозги — дело темное; хоть по всем правилам он давно уже никаких букв различать не должен был — да кто ж с уверенностью скажет… Тем более что «Дарственная» и «Завещание» крупно так, черными буквами напечатано… Я за дверью стояла — и то тряслась, как перед наркозом… А третий… Когда он в постель тебя потащил? Да с чего бы — тебе-то! — пугаться? Когда он во двор нагишом среди ночи выскочил? Глупости: ты за конец его — и обратно… Нет, не знаю… Сдаюсь!
— Недавно он принялся своему приятелю названивать, а робот сказал, что номер не существует. Конечно, твоя идея стереть все номера из его телефона… Еще и вставить новую сим-карту с теми же именами, да неправильными цифрами… Это был гениальный ход — но вдруг он заметил бы? Хоть я и переадресовала всех, кто ему звонил, на себя, — а ну, как он сам все-таки до кого-нибудь по памяти дозвонился бы?! Стоит передо мной — лохматый, смердючий, борода желтая, глазами вращает… Телефоном трясет — «Испохабили!» — кричит… И требует немедленно собирать вещи… Уж и не помню, какие кнопки я там тыкала, — сама себе позвонила, кажется, лишь бы он длинные гудки услышал: мой-то телефон внизу остался, в нашем с тобой домике… Думаю, сейчас возьмет, 112 наберет — и полиция приедет… Вообще от страха соображать перестала…