Плюс пятнадцать ради успеха (СИ)

— Куда ни глянь — крыши! — воскликнул он, войдя в роль.

— Несколько километров крыш, где можно гулять и проказничать, — процитировала я, и подвела Матеуша к краю нашей крыши, чтобы лучше было видно, как раскрашивают закатные лучи небо, золотят купола и отражаются в многочисленных стеклах города.

— Но… как?

— Договорилась с твоим другом Карлсоном об аренде.

Мою улыбку поцеловали, окутали надежным кольцом из рук и доверили сокровенное.

— Знаешь, когда мама от нас ушла, я мечтал, что однажды ко мне в окно залезет Карлсон и позовет гулять по крышам. Я хотел, чтобы он выбрал в друзья меня, а не Малыша. Я был даже согласен на испытание в виде Фрекен Бок.

Я погладила пальцы Матеуша, а он поцеловал мои, показав, что принимает поддержку и нежность.

— Я был слишком маленьким, — продолжил мужчина, — но знал, что в самолет меня одного не пропустят, а вот улететь на пропеллере… Это шанс. На друге с пропеллером, если быть точным… Я надеялся: если мама меня увидит и поймет, как я рисковал, чтобы добраться к ней, она вернется… Ко мне, к моим сестрам, к папе…

Здесь он надолго замолчал, и тишину разрывали лишь звуки вечернего голоса да крики пролетающих мимо птиц. А еще ускоренный ритм сердца, которое привыкло биться закрытым.

— Я так часто думал о Карлсоне, что он стал для меня почти реальным, — вновь послышался голос Матеуша. — Я все ждал и ждал, а потом… Сначала я понял, что Карлсона не существует, а потом — что дружба с несуществующим Карлсоном более вероятна, чем возращение мамы… И даже когда она вновь появилась в доме, она пришла не для того, чтобы вернуться к нам. Она снова искала себя… Она наслаждалась жизнью сама, без оглядки на нас, на папу. Он долго не брал развод, но вскоре даже видимость отношений мамы с нашей семьей стала невозможна…

Медленный выдох пощекотал мою шею, но я не смогла улыбнуться. Мое сердце также ускорилось, переживая за мальчика, который искал любви того, кто, казалось бы, должен любить просто так. Но так только казалось…

— Спасибо, — моей шеи коснулись пересохшие губы, — спасибо, что вновь вернула мне сказку.

— Пустяки, — усмехнулась я, думая, что он имеет в виду домик со ставнями. — Карлсон торговался недолго.

Но губы Матеуша прошлись слева направо, рисуя отрицание, а потом он пояснил то, что имел в виду изначально:

— Спасибо, что вернулась ко мне.

— Ты рад? — развернулась в уютном кольце, встретила насмешливую улыбку, лукавый взгляд, насыщенный зеленью, но не сдалась, не прониклась, а нетерпеливо потребовала: — Докажи!

И посмотрела на домик, даря такой явный намек, что понять невозможно.

— Ева… — Матеуш прикоснулся лбом к моему, тяжело выдохнул. — Ева, ты…

— Я совершенно здорова! — рассерженно топнула туфелькой, но тут же откинула призрачную корону капризной принцессы. — Я уже давно совершенно здорова, Матеуш, и давно… в нетерпении — скажем так.

— В нетерпении? — усмехнулся он. — Судя по тому, как сверкают твои глаза, ты, любовь моя, в бешенстве!

— Что? — изумленно ахнула я.

А потом почувствовала, что взмываю вверх, и…

Все так же насмешливо улыбаясь, Матеуш понес меня к домику, а я смотрела ему в глаза и…

Поверить не могла тому, что услышала.

Любовь моя…

Нет, я слышала эти слова, когда находилась в тумане, но сейчас… в реальности… это было впервые…

И хотя я знала, была уверена, и все-таки…

Внутри меня распустился нежный цветок, я зарделась, опустила ресницы, замерев в ожидании, что сейчас, уже совсем скоро я и Матеуш… Матеуш и я… мы наконец-то… Моя душа буквально пела от той романтики, которой был наполнен сегодняшний вечер, а я…

Я даже дышать боялась.

Все было так волнительно и…

И вдруг я с удивлением поняла, что нервничаю. Всерьез нервничаю и вот даже мелькнула мысль как-то выкрутиться, отложить этот момент, потому что… Ну, а вдруг ему не понравится? Все-таки следы после аварии еще были заметны. А вдруг я сама не смогу расслабиться и все испорчу, и…

А вдруг…

И вдруг я услышала хохот. А, вынырнув из тревожных размышлений, поняла, что так открыто и весело над чем-то смеется Матеуш!

— Кажется, мой детский друг смухлевал и дважды сдал домик в аренду, — Ковальских развернулся так, чтобы мне стало видно пару голубей, воркующую возле ложа.

Заметив вторжение, голуби забеспокоились и забили крыльями, и нам пришлось выйти, чтобы позволить им вылететь. Голубь-самец освобождал домик последним и с явной неохотой. А когда мы снова вернулись, я вздохнула, вздохнула еще раз и попросила Матеуша опустить меня на пол.

— И когда они успели? — посетовала, подойдя к сбитой шелковой простыне, на которой лежали перышки, указывающие либо на линьку, либо на бурно проведенное время.

Потянув простынь, откинула ее с матраса и снова вздохнула. Ну вот, теперь не так романтично. Простынь была с огромными маками, которые как бы намекали, а так… И я ведь буквально двадцать минут назад ее постелила, а потом пошла за Матеушем… эх… эх-эх…

Я еще раз вздохнула, а потом до меня дошло, что в домике нас двое, а дыхание почему-то слышно только мое. Обернулась — да нет, никуда мой мужчина не уходил, просто находился под таким впечатлением, что затаился.