Плюс пятнадцать ради успеха (СИ)

Мне так хотелось его утешить, так хотелось его обнять — я знала, что ему еще больно передвигаться, он только сегодня начал вставать с постели, но когда узнал, что случилось, пришел. Держась за стенки и какого-то смутно знакомого парня, кусая в кровь губы, бледнея и почти теряя от боли сознание, пришел. И плакал. Он — мальчик с сердцем мужчины, который не плакал, даже когда думал, что никогда не будет ходить, открыто лил слезы и забывал их стирать рукавом.

Мальчик… мой брат… Хоть мы с ним не похожи…

Прохор…

Опустившись на колени, я закрыла лицо руками, и туман с удовольствием стал меня обволакивать. Он скрыл мои слезы, он спрятал дымчатой вуалью глаза, он был готов укрыть меня полностью, уберечь от боли, и я знала, что с ним мне будет комфортно, но…

Мужской голос… Я снова услышала его и узнала — Матеуш. Подняв голову, я увидела сквозь сизую дымку тумана, как он сидит у кровати, смотрит куда-то вниз и с тихой злостью отчаяния сильного человека, который не желает признавать в чем-то бессилия, шипит рассерженным змеем:

— Не смей, Ева. Не смей от меня уходить! Сначала выбросила меня из личной зоны комфорта, а теперь пытаешься выбросить из своей жизни? Ничего у тебя не выйдет! Я не позволю! Не отпущу…

Какое-то время он молчал, а я любовалась им. И так хотелось, просто ужасно хотелось…

А вот чего? Не помню. Но что-то я очень сильно хотела с ним сделать…

Туман стал гуще, мысли текли ленивей, безумно хотелось лечь, позволить стихии обнять себя и успокоить…

— А знаешь… — услышала ехидный смешок, который заставил привстать и вновь заинтересованно взглянуть на мужчину.

Он сидел, закинув ногу на ногу, взъерошивал свои черные волосы и усмехался — небрежно и так знакомо, что я протянула руку, желая к нему прикоснуться. А он…

— Я позволю тебе сделать то, о чем ты, оказывается, давно мечтала и о чем рассказала врачам, пока была в полубессознательном состоянии. Позволю. Почему нет? Только тебе, любовь моя, придется для начала вернуться! А уж потом… Мое тело будет в полном твоем распоряжении — ставь засосы, сколько душе угодно! Только верни свою душу! Поняла, Ева? Верни свою душу моей!

Я вздрогнула от силы и уверенности, что отразил его голос. Он говорил так, будто имел право заполучить мою душу. И будто она уже была его… ранее…

А слова про засосы на теле… Неужели я говорила об этом? Немного стыдно и бесконечно жаль, что не вышло…

— Смешная девчонка, мечтающая о карьере модели… — с усмешкой продолжил Матеуш. — С навязчивым желанием записаться на актерские курсы… Всегда держался на расстоянии от таких. Но ты так уверенно разрушила барьер в нашу первую встречу… Сделай это еще раз! Пожалуйста… Выберись, Ева-Ева… Я ведь жду…

Жду…

Ноги не слушались, туман уговаривал, ветер поднялся и бил в лицо, но я шла вперед.

Шла и… нет, голоса больше не слышала, но знала, что он так же зовет меня и рассказывает… Много рассказывает… Приоткрывает свою душу, уговаривая мою, привязывая к себе…

Каждый шаг приносил сильную боль, но срывал одну за другой завесы, и я видела…

Видела, как маленький мальчик с черными волосами и удивительными глазами цвета зелени после дождя хватается за брюки стройной женщины и просит не уходить. Она снисходительно улыбается, гладит его по макушке кончиками пальцев и говорит, как ей жаль, но мир моды не ждет, он так переменчив. А к нему она вернется… когда-нибудь…

Свой уход она пытается утешить подарками — их так много, и они все дорогие, но мальчик, получая их, даже не смотрит, что там внутри. Он просто знает — там снова что-то бессмысленное. Купленное просто так, а не для него.

Гора подарков растет, вскоре она угрожает занять весь этаж, но однажды ее разрушают две девочки. Зайдя в комнату мальчика, они начинают лихорадочно вскрывать коробки и отрывать ленты, а мальчик, увидев это, не расстраивается, а лишь усмехается. И закрывает дверь, позволяя грабительницам продолжить грабеж. Они маленькие, они избалованные, они капризные, но они — его сестры.

Сестры, которые пока не понимают, что красивая женщина, так часто мелькающая по телевидению — это их мама.

Кадр за кадром я вижу мальчика, застывшего у телевизора и наблюдающего, как стремительно мама строит карьеру. Всего несколько лет прошло, а она уже не только модель, но и актриса. Ее хвалят, у нее берут интервью — очень много интервью, в которых она мельком говорит о любимых детях, но не упоминает даже имен. Не хочет светить их личную жизнь. Так говорит она. А мальчик, усмехаясь, бормочет, что это она не хочет светить их в своей жизни…

И он клянется, что никогда больше не впустит в свою жизнь модель или актрису. Никогда. Это табу.