Плюс сайз. Охота на миллионера

Я облегченно вздохнула. Господи, вот уж новость. Да мой папочка в своей жизни максимум пару юбок пропустил, все остальные Леночки, Шурочки и иже с ними непременно оказывались в его постели. «На разок», – ухмылялся неверный муж, а потом покупал дорогое колечко, шубку, сережки и всегда возвращался к любимой, но очень претенциозной и скучной жене, поджав свой разноцветно-павлиний хвост. Папа маму любит до безумия и слегка побаивается.

– Мам, да брось ты, – прочавкала я, наконец, сунув в рот сырник, – папа просто в отрыв ушел. На карачках приползет.

– А я не хочу, – встрепенулась мама и, сузив глаза, наконец, посмотрела на мою подбитую физиономию. – Это что у тебя?! – взвыла она, рассмотрев наспех замазанный бланш, который светился всеми оттенками фиолетового колера даже сквозь толстый слой тональника.

– Производственная травма, – хрюкнула я, проглатывая очередной творожный шедевр.

– Убью! – взревела родительница, хватаясь за телефон. Явно тетушке Захара звонить собралась. Ну все, конец Изольде. – Надо же, а с виду такой порядочный мужчина! За что он тебя? Или просто извращенец?

– Мам, успокойся. Это случайно вышло. – Вот интересно, зачем я его защищаю? Нужно было позволить маман растрепать Завьялова и его противную тетушку в мелкие лоскуты. Пусть бы знал наших.

– Да-а-а? – мама с интересом посмотрела на меня и, усевшись на табуретку, оперлась на стол локтями, подперев подбородок, явно ожидая интересного рассказа. – Расскажи-ка мне, доча, как это можно получить фингал в пол-лица? Знаешь, я начинаю сомневаться, что правильно жила. Может, тоже нужно было, как папуля твой, фейерверк и все такое. И синяки на морде, и мешок удовольствий. Я бы даже садо-мазо попробовала, а то твой отец со мной только миссионерскую позу практикует. Не знаю, может, ему извращений со шлюхами его хватает?.. – мечтательно причмокнула она губами.

– Мама, прошу, избавь меня от подробностей вашей интимной жизни! – взмолилась я, подавившись выпечкой.

Бедная мама. Странно, что до нее раньше не дошла эта истина. Я б на ее месте давно уже отомстила изменщику. Сразу после его чудесного мессенджа «Когда я тарам-парам, это значит мы, а когда тебя – это значит нас». Да, маме стоило бы сделать так, чтоб разок его. Тоже мне мачо местного пошиба.

– Ну и славно, что у вас с Захаром все сладилось, – хмыкнула мама и резво вскочила с табуретки, – значит, теперь можно быть за тебя спокойной.

– Ты куда? – вякнула я ей в спину, задохнувшись шлейфом дорогущих, но очень вонючих духов.

– На развод иду подавать, – крикнула мама уже из коридора.

Я осела на пол от такой новости и чуть не зарыдала. Боже, да что же это такое творится в моей жизни?! Завьялов этот идиотский считает меня недостойной кобылой, которую ему даже оседлать противно, родители под старость лет с ума посходили, последней каплей стал любимый халат, едва запахнувшийся на моих телесах. Я побрела искать давно потерянную трубку домашнего телефона. Мобильник так и остался в сумочке, которую я забыла у противного босса в его хоромах, позорно бежав. «На диету, что ли, сесть?» – мелькнула крамольная мысль.

– А что? Вот только доем мамины сырнички, не пропадать же им, а завтра все – жизнь с чистого листа, – мечтала я, поливая вкуснятину жирными, тридцати трех процентными сливками, смешанными с тонной сахара, рискуя впасть в диабетическую кому.

Маруська вертела своим бубликообразным хвостом, заглядывала мне в глаза, словно говоря «Хозяйка, имей совесть, поделись».

Телефон нашелся быстро. Лежал под Маруськиной лежанкой в шишки разряженный, слегка погрызенный, но вполне пригодный к работе.

– Где тебя черти носят? – зашипела Катька, схватив трубку, словно только и ждала, что я ей позвоню. – Тут такое творится! Завьялов пришел сегодня злой, как пес дворовый, морда разодрана. Говорят, что его шалава какая-то отшила. Видели его с бабой вчера. Говорят, страшнее атомной войны. Брешут, наверное. В общем, жуть жуткая.

Слова из Катьки вылетали, как пули из пулемета, и я почувствовала, что мигрень запускает щупальца в мою голову.

– Кто говорит? – икнула, пытаясь хоть слово вставить в нескончаемый поток Катькиного красноречия.

– Леночке подруга звонила, а ей ее знакомая рассказала. В общем, тайна, покрытая мраком. Вообще, мужики – фантастические твари. Поди, пойми, чего им надо. А Завьялов, похоже, извращенец. Баба-то, говорят, на дирижабль была похожа, затянутый в розовый атлас, и в калошах. Точно, он фут фетишист, помяни мое слово. Повезло нам с боссом. Короче, я вечером заеду, а то меня разорвет, – пообещала Катька.

– Слушай, давай завтра, а? – заканючила я, совершенно не представляя, как объясню подруге, откуда у меня взялся синяк под глазом. Признаваться, что дирижабль – это я, смерти подобно. Она ж меня предаст анафеме, колесует, посадит на кол и выставит возле мэрии на обозрение.

– Сегодня, – пыхнула огнем Катерина и бросила трубку.