Плюшевые самураи (сборник)

Девушка не ответила. Крадучись, она пошла к выходу из дома. Главное, не вести себя по-людски. Спрятаться в мокрой, вонючей канаве и переждать там пару часов. Ползти в кустах, где ее никто не найдет. Намазать лицо грязью – чтобы не белело в лунном свете. Выломать острый сук, который при случае можно вогнать врагу в глаз. Найти обломок трубы, острый камень!

Собаки – жалкие твари. Любой из них она порвет глотку. Зубами и ногтями. Да и жука она теперь раздавит без труда. Только не одни жуки выползают при свете луны. Оксана уже поняла это…

Острое решение

Механизатор Зюзиков брел по раскисшей земле, с трудом сохраняя равновесие. Земля была скользкой, под ватник задувал холодный ветер, но Паше все равно было хорошо. Он отлично потрудился и славно отдохнул.

Коровник остался позади, свинарник словно бы промелькнул в тумане – а ведь длинный, зараза! Легко идти, когда на душе спокойно, когда сердцу весело. Даже встреча с Зинкой Зюзикова не пугала. Где он, а где Зинка? Идти еще, и идти…

Карман приятно согревали триста рублей. Пусть Зинка подавится. Не будет ныть, что сожитель – никчема, не в состоянии зашибить копейку. Вот она – копейка! И ни одна, а даже… Сколько в трехстах рублях копеек? Зюзиков остановился, напряженно задумавшись. Три миллиона? Или три тысячи? Если в килограмме – тысяча граммов, когда продавщица Манька не обвешивает, если в центнере – сто кило, а в литре – две поллитровки, или десять полноценных стопок, сколько копеек в трех розовых бумажках? Эх, задачка на сообразительность!

Стоять на месте было тяжело. Все время бросало в разные стороны. Механизатор отошел с дороги к огромной, еще прошлогодней скирде из посеревшей от солнца и дождей соломы и попытался на нее опереться. Да только скирда – не стенка. Паша долго приноравливался, потом ухватился за свисающую откуда-то сверху веревку.

Тонко пискнуло. Зюзиков не боялся мышей, и только проворчал себе под нос:

– Но-но, нечего тут пищать! Человек думает! Человек – это звучит гордо, тварь дрожащая!

Громогласная тирада далась Зюзикову нелегко. Он даже запыхался.

– Я не пищу, – отозвался тонкий голосок. – Я пытаюсь привлечь ваше внимание, повелитель!

Зюзиков заорал пронзительно. Так, что было слышно на другом конце деревни. Правда, крик оборвался быстро – непривычные к экстремальным нагрузкам голосовые связки отказались повиноваться. Ведь Паша не пел в хоре, не занимался китайской дыхательной гимнастикой, как его сосед Лопатин, и даже говорил крайне редко и, преимущественно, матом. Но, несмотря на смятенное состояние души, веревку механизатор не выпустил.

– Отпусти, повелитель, а? – попросил все тот же голосок.

Подняв глаза, Паша увидел на верхушке скирды мохнатое тельце.

– Обезьяна? Говорящая? – просипел Зюзиков.

– Да, да, – радостно согласилось мохнатое существо.

– Обезьяна – это хорошо. Обезьяны в наших краях больших денег стоят, – рассуждал Паша, отчаянно хрипя. – Я тебя сдам в зверинец. Ты-то на сколько копеек потянешь? А?

Приятно, что ничего страшного не произошло. Подумаешь, говорящая обезьяна! Паша утер пот со лба свободной рукой и подтянул обезьяну поближе к себе – рассмотреть. Та тонко запищала и взмолилась:

– Не надо меня в зверинец, повелитель!

Зюзикову было приятно, что глупая тварь зовет его повелителем. Но отпускать ее за здорово живешь? Нет уж…

– Холодно будет тебе. Зима на носу, – степенно объяснил обезьяне Зюзиков. – Тебе в зверинце лучше будет. Бананы там всякие, яблоки. Я вон, думаешь, каждый день бананы ем? А тебе все время давать будут. Вам это положено.

– Отпусти хвост, а? – обезьяна зло ощерилась.

– Смотри у меня – будешь скалиться, и по зубам недолго получить, – предупредил Паша. – За хвост я тебя удержу. А за что еще вас берут – за шкирку там, или за лапу – я не знаю. Ошейника-то у тебя нет? Вот дома я тебе ошейник прилажу…

– Нет! – диким голосом заорала обезьяна, заставив Зюзикова в который раз за вечер вспомнить Маньку из магазина. – Только не ошейник! Я тебе все сделаю! Хочешь – будешь каждый день бананы есть?

Зюзиков усмехнулся, сплюнул сквозь зубы.

– В зверинец, что ли, с собой возьмешь? Не надо. Как-нибудь сам по себе я проживу… Мне бананы без надобности – не люблю я их, дрянь-закуска. Если б ты мне водочку на каждый день предложила… И тоже нельзя. Зинка со свету сживет. Для печени, опять же, вредно.

– А если когда захочется? – спросила обезьяна.

– В смысле?

– Ну, как захочется тебе водки – так она у тебя и появится?

– Утону я, – вздохнул Зюзиков. – Водки мне все время хочется, от жизни тяжелой. Столько водки в мире нет. Ладно, холодать стало. Пошли, хвостатая!

Обезьяна заверещала, цепляясь за старую солому. Да только разве за солому уцепишься? Паша упорно тащил верещащую тварь за хвост. Обезьяна волочилась по грязи, пачкая мохнатую шкурку.

– Эй, Зюзиков! – прокричала обезьяна, когда механизатор направился прямиком через глубокую, отливающую антрацитом лужу. – Не прикидывайся пьяным! Прости, погорячился! Я для тебя все сделаю!

– Прямо-таки все? – хмыкнул Паша. – И что это ты себя в мужском роде называешь? Ты же обезьяна!