Плюшевый медвежонок

Они постучались в дверь гостиницы «Мията», как гласила вывеска. Неплохая идея: позавтракать и заодно разузнать про город у гостиничного персонала.

По плану операции предполагалось прежде всего пойти в мэрию, найти там семейный список Танэ Накаяма и попытаться отыскать ее родных. Если родных не осталось, то, может быть, найдется кто-нибудь, кто помнит ее. Разумеется, это почти безнадежно: Танэ уехала отсюда пятьдесят с лишним лет назад.

Они и прежде не возлагали на этот город особых надежд, а вид пустынной привокзальной площади и вовсе привел их в уныние. В завтраке им отказали, однако они продолжали настаивать и в конце концов добились своего. Правда, пришлось ждать около часа.

— Что это вы рано так пожаловали? — с любопытством спросила молоденькая служанка, накрывавшая на стол.

— Из Токио других поездов нет.

— Ой, так вы из Токио!

Мунэсуэ никак не предполагал, что в век телевидения упоминание о Токио может вызвать такую наивно-восторженную реакцию. Телевизор мгновенно приносит столичные моды в самые далекие уголки Японии, и они приживаются в провинции едва ли не скорее, чем в больших городах. Взять хотя бы эту служанку: внешне она ничем не отличается от девушек с токийских улиц.

— Что же в этом удивительного? — улыбнулся Мунэсуэ.

— Я очень хочу в Токио. Или еще куда-нибудь — лишь бы отсюда уехать.

— Почему? Тут так тихо, красиво. Я бы, например, только рад был поселиться в таком уютном городке.

— Это вы потому так говорите, что никогда тут не жили. А я вот хотела бы туда уехать, где меня никто-никто не знает. А то выйдешь на улицу — кругом одни знакомые. Так и живешь всю жизнь среди одних и тех же людей, прямо противно.

— Ну, приедешь ты в большой город, поселишься в большом доме, и что? Заболеешь — никто не придет тебя проведать, умрешь — никто и знать не будет. Никому не нужна, одна в целом свете… Такая жизнь тебе по душе?

— Мне просто здесь не нравится. Городок с кошкин лоб, самые заветные твои тайны каждому известны. Что с того, что здесь тихо и спокойно? Зато ничего нового, скучно. Лучше я помру где-нибудь на большой дороге, а на мир погляжу. Если бы кто согласился увезти меня отсюда, я бы за ним так и полетела.

Девушка говорила с такой горячностью, что, казалось, позови ее сейчас Мунэсуэ — она, не раздумывая, пойдет и за ним.

«Опасно, опасно так думать», — хотел сказать Мунэсуэ, но удержался. Сказать-то можно, да разве она услышит? Так уж устроена молодежь: бредит большими городами и, пока не обожжется, не поймет, как хорошо на родине. А расплата за юношеские мечты — собственная жизнь. Вот Сидзуэ, внучка Танэ Накаяма, рассуждала совсем по-другому. Но как знать, быть может, ее бабушка, оставляя родные места, думала так же, как эта служанка…

— Ой, заговорилась я, завтрак остынет. Простите, пожалуйста. — Девушка, смутившись, начала накладывать в чашки рис. Аппетитно запахло супом из соевых бобов. — А по какому вы делу из Токио приехали? — спросила вдруг она.

— Нужно кое-что выяснить, — сказал Мунэсуэ. — Ты не слыхала о такой женщине — Танэ Тании-сан? Родом она из этого города, но уже лет пятьдесят, как уехала. Это, конечно, было еще до тебя, но, может быть, ты о ней слышала от родителей, дедушки или бабушки?

— Тании была девичья фамилия старухи Танэ.

Мунэсуэ задал свой вопрос на всякий случай, почти не надеясь на ответ, но, как ни странно, девушка вдруг улыбнулась.

— Так ты ее знаешь?

— Да ведь моя фамилия тоже Тании.

— Ты тоже Тании?!

— В нашем городе у многих такая фамилия.

— А может, она твоя родственница?

— У нас тут полгорода родственники. Если приглядеться как следует, все в родстве друг с другом. Надоело ужасно.

— Ну, так не знаешь ты это имя — Танэ Тании?

— Нет, пожалуй, не знаю.

Мунэсуэ и Ёковатари переглянулись: делать нечего, придется идти в мэрию.

Пока они завтракали, привокзальная площадь заметно оживилась. Приближался час пик. Народу становилось все больше. Одни приезжали, другие уезжали. Уезжавших: студентов, служащих — почти все они ехали в Тояма — было, однако, больше. То и дело отходили с площади автобусы, много было и машин.

Городок наконец проснулся. Пора было идти в мэрию. Расспросив у служанки дорогу, они прошли до конца привокзальную улицу с низенькими домишками, вышли на перекресток в форме буквы «Т» и повернули направо к реке. Здесь была развилка. Левая дорога вела на мост. Река показалась им довольно широкой. Камешки на дне виднелись отчетливо — хоть пересчитывай. Это и была река Ида. На бетонном мосту стоял столбик с вырезанным на нем названием: «Мост тринадцати камней».

Облака рассеялись, засияло солнце. Солнечные лучи, отражаясь от поверхности воды, слепили невыспавшихся путников. Они остановились у моста, чтобы полюбоваться рекой и городом. Здесь кончалась равнина Тояма и начинались горы. Город стоял как раз на границе между ними, у самой кромки гор. Река Ида разделяла ого пополам, держа свой путь на север, к заливу Тояма.