Плюсик в карму

— Слышь, тёть Оль? Не могу вспомнить. Песня такая была. Из старого фильма про революцию. Батя ее всегда пел, когда на драку настраивался.

— В смысле — на драку? И что за фильм?

— Да не в том смысле, что морды бить! Когда работа особо тяжелая или к чиновникам идти. А фильм я не помню, что-то про молодых мстителей. Там еще цыган был и мужик в полосатых штанах плясал прикольно.

— Неуловимые мстители, что ли?

— Точно!

— Так там много песен было, Павлуш. И все — классные, — Ольга слабо улыбнулась, вспомнив Бубу Касторского. Тебе песню цыганенка? Про забор?

— Да не-е. Там мужики поют про стук сердца.

— А, так тебе Погоню? «Усталость забыта, колышется чад», — тихонько напела Оля. — «И снова копыта, как сердце стучат». Эта?

— Да!

— Хорошая песня, я тоже ее люблю. Споем?

Это было смело, чего уж там. Вокалист из нее — так себе, если только подвыть в унисон.

И они спели. Тихонечко. Почти прошептали. Зато дуэтом и ух, как забористо. «Погоня, погоня, погоня, погоня в горячей крови…» Пашка согнул ногу для удобства и отбивал ритм кулаком по колену, а у Оли самопроизвольно выпрямилась усталая спина.

— Эх… — мечтательно вздохнул парень.

— Эх… — вторила ему тётушка.

— Тррр… — поддержала родных щена.

Оля понимала мальчишку. Настроение такое у парня. На бой настраивается. Хоть и рановато, на ее взгляд.

Помолчали, думая каждый о своем. Думы были грустные — так оно, дом вспоминать. И это было неправильно. Не способствует выздоровлению. Тоскливо. У Павла — по слабости телесной, а у Ольги от обилия и масштаба свалившихся задач.

Шутка ли, взвалить на себя ответственность за благополучие стольких людей! И если они с Семенычем справятся, то можно будет делать телодвижения по поиску других соотечественников. Поделиться надеждами с Павлом, или рано еще?

Парень сидел с отрешенным видом и, прикрыв глаза, напевал тихонько какую-то ритмичную бормоталку. Оля затихла, стараясь не нарушить Пашкиного самопогружения — явно вспоминает что-то приятное. В тишине ночного вивария угадывался речитатив:

«Ей-а, там ревели горы, мама. Ей-а…»

Олю даже потянуло подпеть. Она знала эту композицию. Знаменитый рэп, кажется. Дочка слушала. Мать-ехидна еще прикалывалась тогда: автор — бородатый кавказец с японским именем, поющий на русском. (Прим. автора: Оля имеет в виду Miyagi & Andy Panda). Вкусов своей Анечки она, разумеется, не разделяла, но именно эта вещь, если не вслушиваться в текст и не задумываться над конкретикой, имела завораживающий звуковой ряд, особенно в припеве. Женщина нежно улыбнулась и закивала в ритм.

«Там ревели горы, мама. Там ревели горы, мама. Ей-а».

Шумно вздохнул Раш.

— Жалко Рашика, — скупо посочувствовал Пашка.

Оля прислушалась к зверю — спит и даже не слишком тревожно.

— Жалко. Но, что не делается, то к лучшему, Павлуш. Сам знаешь. Будет теперь на воле бегать, а не торчать в этом каменном склепе, выполняя дурацкие команды и принимая идиотские формы.

— Вы неправы, дорогая, — из скудного света коридора материализовалось начальство. На пару с королем, естественно.

— Смысл жизни запечатленного нгурула — служение партнеру, — уточнил Эрик менторским тоном, одновременно давая отмашку Павлу — не вставай.

— Смысл жизни любого живого существа в само́й жизни, — отрезала Ольга неожиданно резко, но тихо. Потом усовестилась своей резкости и миролюбиво добавила: — Пришли проведать Раша?

— Пришли его перевернуть, — как-то по-домашнему ответил Раим Любезнович.

Ольга впервые задумалась — а зачем вдвоем-то? На хуторе двухцентнерные тушки в одиночку пинали, как будто это детские надувные матрасы. И ледяные глыбы. А сейчас устали? Наверное. День был насыщенным у всех.

Оказалось, что двое — необходимость. Это целители могут одновременно левитировать живого человека и контролировать его неподвижность. А они, то бишь, лавэ с величеством, простые боевики, им такие тонкости не подвластны. Поэтому, один фиксирует тело — чтоб не проснулся, ногой не дрыгнул, голова, чтобы не болталась и хвост тоже. Чтоб в позвоночнике не проминался. Сковывает, короче. А второй, собственно, кантует, с боку на бок ворочает. Тетушка и племянник переглянулись — это ж сколько им всего предстоит постичь, когда руки до учебы дойдут!

— Оля, голубушка, — обратился к помощнице Раим, не скрывая иронии, — чем вы занимались на хуторе, пока мы охотились? Дрири рвется посетить нас еще. Даже от оплаты готов отказаться, только пустите. Керт сейчас подходил, спрашивал разрешения на хуторе бывать. Вы их чем приворожили?

— Трою, наверное, просто в городе надоело, вот он и рвется на природу. — Пожала плечами Ольга, искренне недоумевая. — А с Ованом Кертом мы обсуждали выращивание овощей, и я сболтнула, что у меня, то есть — у моей подруги, немного земных семян имеется. Мальчику нравится работать с землей и общаться с растениями. Вы ему позволите?

— Картошечка, — мечтательно сглотнул Пашка, — жареная. С лучком…

— Пашка! Не трави душу! — огрызнулась Ольга. — И вообще! Вставай, пошли лечиться. Там тебе Наяна жареной печенки передала.

— Да меня Малика уже кормила, тёть Оль.

— Малика?