А Ольга только вздыхала, слушая перепалку двух Упертычей, и всех жалела: и звериков, оставшихся без подвижных утех; и разочарованного Пашку; и Раима, который не знал, за что хвататься и где добывать деньги. И себя, потому что переживала за свою и Пашкину одежду. И щену жалко, та скучала по мячу и капризничала. Да все шипастики скучали. Отличное изделие местного кожпрома пало под натиском монструозных челюстей неожиданно быстро. Даже обувное противоизносное заклятие не помогло. А Пашкин полукомбез? Да там прорехи уже по второму слою заплаток пошли. Щена приучилась бивень держать убранным, вот и тычется мордахой, выпрашивая ласку. Заставить бы господина лавэ посидеть с иголкой пару ночей, да с ожогом на ладони! Обещал же позаботиться о наведении заклятья, чтобы игрушки не перемалывались острейшими нгурульими зубами, а одежда не портилась при малейшем неосторожном контакте с шипами.
Раим наблюдал, как Ольга собирает яд у безымянного трио, с трудом удерживая почти наполненный фиал перебинтованной рукой. Получалось у нее совсем не очень, но отдать орудия производства Павлу она отказывалась. Похоже, этот спор у них начался не сегодня.
– Отстань, Паш, – ворчала тетушка, – это ты с ними почти целый день, а я в подвалах да в канцелярии. Дай уже пообщаться с ребятишками. Лучше фрисби начерти, как обещал. Только под пасть нгурула адаптируй.
– Лучше о своей ране подумай, – довольно резко парировал Пашка. – Если завтра легче не станет, волоком к лекарю потащу!
Лавэ поморщился и обозвал себя безмозглым дохлым тирлом. Слышал же не раз, как сквозь деловитую сосредоточенность Ольги нет-нет да и пробивается усталость от саднящей боли. И повязка эта третий день подряд. Или уже четвертый? Явно свеженькая. Неужели такой страшный ожог у нее, что повязка требуется?
Как же раздражает порой эта женщина! Ну почему? Почему она не воспользовалась заживляющим зельем?
Да потому, что у нее нет, сам себе ответил лавэ. Точнее, есть, но она об этом не знает. Не жаловалась, вот и не знает. Никому в голову не пришло, что она не в курсе.
Зелье это есть в виварии – нгурулы часто портят шкуру своим наездникам. Есть на кухнях и почти наверняка в кабинете бывшего кастеляна, который Оля не любит и упорно называет канцелярией. Любая другая из знакомых ему дам уже консилиум лекарей бы собрала. Даже его мать, самая неординарная из женщин Нрекдола, склонна устраивать панику из-за малейшей ранки. Эта мысль лавэ позабавила – у мамули появилась конкурентка в необычности.
Знала бы Ольга о мыслях лавэ – покрутила бы пальцем у виска. Если из непритязательного, в общем-то, попечителя так и прет порода, то какова мать, нетрудно догадаться. Нашел кого сравнивать. Аристократку и ее, самую обычную женщину. Жигули и мерседес – найди три отличия.
– Отдайте Павлу фиал, Ольга, – не терпящим возражений тоном приказал лавэ, – и идемте со мной.
Они вышли в распахнутую настежь дверь вольера. Еще одно нововведение, которое привнесло появление Ольги в качестве управляющей. Отворенная дверь означает, что вольер Свапа и Тыри имеет магическую лазейку. Щена отлично вжилась в роль крутой защитницы и устроила форменный скандал, когда поняла, что не может переместиться к Ольге по первому тревожному сигналу. А нужда возникла уже на следующий день после истории со Жвальсом. Выкрутасы щены Раим вспоминал с легкой паникой и затаенной нежностью. Она выла, носилась по кругу, кидалась на магическую защиту и снова выла. Даже пыталась напасть на пастуха, который принес корм, норовя через решетку ткнуть его ядовитым бивнем. И все из-за недоразумения. Ольгу, то ли пробуя на зуб, то ли по недосмотру, кухонные помощники оставили в продуктовом подвале, а она увлеклась ревизией и не сразу обнаружила, что дверь заперта. С той стороны. Ну, испугалась, не без этого. Потом испугалась, что испугается Тыря.
А Тыря осерчала. Да так, что камни старой крепости дрогнули. Потом расчувствовалась – мамочку обидели – и вошла в раж – заистерила. Ни Пашка, ни Свап, ни лавэ со своим фирменным «нгурули-нгурули» не могли унять разбушевавшуюся поганку. Вожаку, бедняге, досталось больше всего – эта кусучая блоха таки цапнула его за вожделенный хвост.